Тринадцатая рота (Часть 2)

Фельдмаршал налил из графина стакан воды, протянул его начальнику штаба:

— Выпейте. Успокойтесь, генерал. Генерал подчинился, выпил воду, смахнул снежно-белым носовым платочком пот со лба, щек, шеи.

— Я до сих пор не приду в себя. Меня потрясло, мой фельдмаршал, заговорил все с той же тревогой в голосе начальник штаба.

— Да говорите же, что случилось?

— На окраинах Вязьмы появилась сто восьмая егерская дивизия.

Фельдмаршал вздрогнул:

— Что за вздор! Как она здесь оказалась? Она же отправлена форсированным маршем под Москву и… и в семь утра должна вступить в бой.

— Все это так, мой фельдмаршал, но скрыть истину я не имею права. Дивизия вернулась в Вязьму.

— Что?! Прорыв? Отступление?! — вскрикнул фон Бок.

— Не могу понять, мой фельдмаршал. Армии сокращают фронт весьма эластично, а туда и обратно двести километров!

— Тогда саботаж! Уклонение от боя!

— Это исключается. Командир дивизии предан фюреру. У него крест с дубовыми листьями. Фельдмаршал уперся кулаками в стол:

— Тогда что же это? Что?!

— Я запрашивал командира дивизии. Он утверждает, что дивизия шла к Москве точно по дорожным указателям, а как очутилась там, откуда вышла, он в полном неведении.

— Безобразие! У вас нет в тылах порядка. Разберитесь. Виновных под суд трибунала! Под суд! Всех до единого… Всех!

Фельдмаршал, задыхаясь от гнева, шагнул к графину с водой и остолбенел. Из-под стола на него смотрела кошка. Жгуче-черная, совсем похожая на ту, которую солдаты пятой пехотной роты перед походом в Россию повесили на осинке.

20. СОЛДАТ КАРКЕ ЕДЕТ В ОТПУСК К ЛЮБЯЩЕЙ СУПРУГЕ

— Господин комендант! Один билет. Лишь один билет до Берлина.

— Билетов нет и не будет.

Комендант с пшеничными усами сердито захлопнул оконце. Фриц Карке обождал немного и постучал опять. Оконце распахнулось. Комендант, увидев все то же рыжее лицо, закричал еще злее:

— Что стучите, болван! Я же сказал вам: билетов нет и не будет. Все поезда увозят раненых. Все! Фриц Карке ухватился за дверцу:

— Господин комендант. Я вас очень прошу. Я национальный герой Германии. У меня отпуск с личного разрешения фельдмаршала. Вот документ. И затем…

— Что затем?

— И затем я еду… на первую ночь, господин комендант. Вы понимаете меня?

Пшеничноусый комендант заулыбался, вознес над головой указательный палец:

— О-о! Как не понять! Это понимает каждый мужчина! И как она? Прекрасна собой?

Фриц Карке зажмурился, потряс головой:

— Ой, не спрашивайте, господин комендант. Необыкновенна! Я каждую ночь вижу ее во сне. И она от меня без ума. По числу писем моя Эльза заняла в нашей роте первое место, господин комендант.

— И давно вы женаты?

— Девятнадцатого июня, господин комендант.

— Выходит, женились еще до начала войны с Россией.

— Так точно, господин комендант!

— И почему ж вы остались без первой ночи?

— Торопился, как бы не опоздать на войну с Россией, господин комендант.

— Вы поступили сверхпатриотично, — сказал комендант. — И потому я достану вам билет. Стойте у окошка и не уходите.

Комендант вышел в другую комнату и вскоре возвратился, держа в руках отпускное удостоверение Карке и проездной билет.

— Можете ехать, егерь. Желаю вам приятной ночи! Фриц Карке садился в вагон с калеками из-под Москвы в беспамятстве. Перед его глазами была в эти минуты Эльза, милая пампушечка Эльза. Через два дня он обнимет ее, как только могут обнять руки истосковавшегося в окопах солдата. И она обнимет его своими нежными, еще никого не ласкавшими руками. О, это будет чудесная, полная неизведанной радости ночь! Уснет ли он? Нисколько. Он будет смотреть на милое, божественное создание, не смыкая глаз, целуя ее черные покорные глаза, ее загорелую, как у южанки, шею, ее словно точеные плечи, станет гладить, расчесывать пальцами ее длинные, русалочьи волосы, наговорит ей миллион горячих слов, расскажет, как тосковал по ней в окопах, как беспричинно ревновал ее к Отто, как ждал эту обжигающую сердце первую и неповторимую ночь. А она? Она припадет своей милой головкой к груди и тоже станет рассказывать, как страдала одна без него, с каким трепетом ждала писем, как молила бога, чтоб остался жив и невредим, с каким презрением отвергала домогания квартиранта Отто…

— Да когда ж ты, наконец, уснешь? — заворчал сосед по верхней полке. — И вертишься, и вертишься, будто у тебя в седалище кусок шрапнели.

— Ах, приятель! — вздохнул Карке. — Если б ты знал, куда я еду и что меня ждет…

— Господин доктор. Скажите, что с моей женой? Я только что с Восточного фронта. Я так к ней спешил! Я национальный герой Германии.

Бледный, измученный заботами доктор кивнул на стул:

— Сядьте. С какого вы направления? С Северного, Южного, Центрального?

— С Центрального, господин доктор. Из войск фельдмаршала фон Бока!

Доктор закрыл глаза:

— Ах, фон Бок, фон Бок! Друг моей юности Бок. Разошлись наши житейские направления. Я — простой доктор. Он — прославленный полководец, гроза Европы! На меня сыпятся неприятности, на него — Железные кресты. Да что говорить? Он еще в ту пору мечтал о крестах и славе. Помню, сидели мы в гамбургском пивном подвальчике…