Тринадцатая рота (Часть 1)

- Ты забыл, Вилли, что помимо радикулита есть еще бомбы, мины, а в тылу и партизанские пули. К тому же и старость.

- Не надо хандрить. Ты еще крепок, папа.

- Не успокаивай. Поход в Россию - моя последняя песнь. Я тороплюсь увидеть тебя миллионером.

- Миллионером? Откуда появится миллион?

- У меня есть на это свои прикидки. Мы открываем собственную фирму по снабжению армии вещевым имуществом, главное - сапогами.

- Где же мы их возьмем?

- Где твой отец будет брать сапоги или портянки - не твоя печаль. Твоя забота - получить несколько вагонов солдатского тряпья, открыть фабрику сапог, мундиров, создать видимость отправки этого дерьма на фронт и предъявлять мне счета на оплату.

- Папа, ты мудр, как фюрер! Дай я тебя расцелую!

15. ГУЛЯЙБАБКА У ПАНА ПЕСИКА

Колеса кареты личного представителя президента раскручивались всю ночь и на дымном рассвете остановились на центральной площади большого украинского села возле белой мазанки под железной крышей.

Судя по доске объявлений, вкопанной у крыльца, и телефонным проводам, нырнувшим с деревянного столба в широкое, нежилое окошко, в доме совсем недавно размещался сельсовет. Теперь же с фронтона крыльца наводила страх вывеска: "Канцелярия господина старосты".

На продолжительный стук на крыльцо вышел, кряхтя и кашляя, заспанный старикашка. Под мышкой он держал, словно палку, старую, заржавевшую винтовку. Почесав поясницу, старик прищурился и, увидев карету со всадниками, растерянно заметался, не зная, что ему делать: то ли шмыгнуть в коноплю, то ли бросить винтовку и, подняв руки, закричать "сдаюсь".

- Спокойно, папаша. Не тронем, - поднял руку вышедший из коляски Гуляйбабка. - Нам нужен ваш староста пан Куцый. Не вы будете пан Куцый?

Старик перекрестился:

- Прости, господи. Я подворный дежурный... По охране будынку. А пан Куцый... звиняюсь: его у нас больше паном Песиком зовут. Так вин, пан Песик, вже пишов. Вже копае.

- Что копает?

- Все копае, що пид руку пидвиртатысь: ямы, бунты, спрятки, сундуки... дюже добре копае.

- Гм-м, - удивился Гуляйбабка. - В такую рань и уже копает. А может, он дома, дрыхнет на перине?

Старик замотал головой, будто на него набросились осы. Соломенная шляпа его едва удержалась на затылке.

- Ни. Просты, боже. Наш голова цей блажи себе не дозволяе. Вин, не даст сбрехаты Христос, зовсим не спит. Як прийшло вийско из-за кордону, так сна и залишився. Все на ногах, все по хлевах та дворах туды-сюды, як гончак, стрибае. Да и колы ему спаты с такими людьми? Все що ни треба ховают: хлиб, сало, яйцо, даже корив кудысь заховалы. Но пан Песик скрозь землю бачит. За версту, або бильшь запах мясного чуе.

- Преувеличиваете, дед, - сказал Гуляйбабка. - Таким обонянием люди не обладают.

- Цеж людина, а не пан Песик. Наш пан Песик, бьюсь об заклад, у самого биса вынюхае спрятки. Да що бис. Вдова Одарка, милуясь в копне сина с кумом Грицько, втеряла заколку и шуткуя сказала, що вона була не з проволок, а золота. Так верите. Найшов. Перебрав всю копну по стиблынке и найшов. А кум Охрим...

- Довольно, дед. Нечего зубы заговаривать. Отвечайте точно, где староста?

- Это пан Песик-то?

- Песик, Песик, дед. О нем и спрашиваем.

- Да где ж ему буты, - пожал порванным плечом кожуха старик. - Знамо де. Копае.

- Где? В каком месте?

Старик, сощурив глаз, изучающе посмотрел на молодого представительного парня в голубом дорожном плаще, на стоявших за его спиной еще четырех таких же щеголеватых, на весело балагуривших по-русски кавалеристов и, так и не определив, кто они, что за люди, озадаченно поскреб под шляпой:

- А бис его батьку знае, де кто и що копае. Вин мени про те не докладав. Я дюже мала для него птаха.

- Где его дом? - спросил Гуляйбабка.

- Дом недалечко. За ставком, на попивской усадьбе, тилькы там вин не бувае.

- Жаль, - вздохнул Гуляйбабка, - Мы много потеряем, не увидев такого старателя. Пошли, господа, - и повернул к карете. Старик окликнул его:

- Хвылину! Одну хвылиночку. Вспомнив. Загадав, де пап Песик копае.

- Ну? - обернулся Гуляйбабка.

- Допреж скажите, який сегодня день?

- Пятница, - подсказал один из сопровождающих Гуляйбабку.

- О, це так и е. В пятницу у него на выселках якась операца "Куча".

Гуляйбабка повеселел:

- Где эти выселки?

- Да туточки. Рядом. Мабуть, в одной версте.

- Вы можете показать?

Старик пожал плечами, кивнул на канцелярию старосты:

- А як же с охороною? Я же на посту. Вин мени може здрючку даты. Э-э, да пес з ним, - махнул рукой старик. - Видбрихаюс! Поихалы! Бачу, вы хлопцы вроде ничего.

Гуляйбабка усадил деда на облучок рядом с Прохором. Туда же сел и сам. Карета в сопровождении всадников загрохотала по безлюдной, будто вымершей улице, а затем, резко свернув в проулок, выкатилась в открытое поле.

- Значит, довольны старостой? - спросил Гуляйбабка. Вопрос был лобовым, и старик, не зная, что за начальство с ним сидит, заговорил уклончиво:

- Людина вона привередна. Всим не угодишь. Одному и розумный дурень, а другому и осел умнесенек. Так и тутечки. Апанасу вин кум и сват, а для Грицка - плетень.