В 1999 году Лафлин и Пайнс создали Институт по изучению сложной адаптивной материи при Калифорнийском университете. Их целью было объединить ученых для исследования «необъяснимых» эмерджентных явлений и поиска принципов, лежащих в их основе. Мысль, судя по всему, оказалась верной: в 2004 году Национальный научный фонд предоставил институту грант.
Идея открыть целое новое направление в науке, бесспорно, вдохновляет: если мы узнаем, что заставляет шарики бегать по кругу, это может помочь в разгадке не только тайны жизни, но, вероятно, и природы темной энергии или непостоянства альфы. Реальность, однако, неутешительна. Пока — ни единого прорыва, ни намека на озарение, которое изменит наш взгляд на Вселенную. Не заметен и массовый отказ ученых от редукционизма. Не сформулированы даже самые общие представления о том, как могут выглядеть эмерджентные принципы. Это, конечно, вовсе не означает, что Андерсон, Пайнс, Лафлин и Кауфман непременно заблуждаются, но приходится признать: путь от постановки проблемы до ее решения будет долгим и непростым.
Итак, на сегодняшний день жизнь упорно остается аномалией — уникальным, загадочным, проще говоря, «особенным» явлением. С наукой эта ситуация как-то не очень согласуется. Большинство ученых, естественно, отвергают взгляд на жизнь как трансцендентный феномен, созданный «животворящей силой» или, как в Книге Бытия, Духом Божьим. Помимо всего прочего, такой подход прямо противоречит магистральной научной тенденции двадцать первого столетия, исходящей из представлений о нашей заурядности во Вселенной. Кажется, ярче всех эту мысль сформулировал Карл Саган:
«Мы живем на шарике из камня и металлов, вращающемся вокруг банальной звезды — одной из 400 миллиардов, входящих в Галактику Млечного Пути, одну из миллиардов галактик нашей Вселенной, которая, в свою очередь, возможно, лишь единица в очень большом, быть может, бесконечном числе миров… Таковы масштабы, в которые вписано человеческое бытие вместе со всей нашей культурой; и именно эту перспективу следует постоянно держать в уме»[11].
Вот мы и привыкли, как выразился писатель Джордж Джонсон, «упиваться собственной незначительностью». Однако проблема жизни как аномалии отчасти омрачает этот пир духа. Ну, и что же мы можем предпринять, пока сидим да ждем, сможем ли мы объяснить явление жизни или, во всяком случае, воссоздать ее «с нуля», чтобы лишить покровов тайны?
Очевидный ответ — найти жизнь в других местах Солнечной системы. Возможно, воссоздать живую клетку нам трудно оттого, что задача не столь очевидна, как считают Расмуссен, Вентер и другие их единомышленники. Жизнь могла развиться так быстро не потому, что это в принципе несложно, но потому, что она уже в готовом виде прибыла из внеземных пределов. Разумеется, не каждому придется по душе считать себя космическим подкидышем, однако со строго научной точки зрения в такой идее нет ничего возмутительного или невероятного. В начале 1990-х НАСА финансировало исследования метеоритных потоков. Откуда прилетают небесные камешки на Марс, на Венеру или Меркурий и что при этом случается? В течение ряда лет на нескольких настольных компьютерах моделировались траектории тел, выброшенных в космос; результаты были опубликованы в 1996 году в журнале «Сайенс». Как выяснилось, для планет и лун на внутренних орбитах Солнечной системы время разбрасывать камни и время их собирать длится миллиарды лет. Расчеты показали, в частности, что в силу притягивания гравитационным полем Земли всяких космических обломков около четырех процентов камешков, выбитых с поверхности Марса, в итоге приземляются на нашу родную планету.
Теория не противоречит фактам. Состав некоторых метеоритов, найденных в не тронутой тысячелетиями среде, на ледовой шапке Антарктиды, указывает на их марсианское происхождение. Если они попали сюда, когда на Марсе еще была жидкая вода и могла существовать жизнь (сама Земля в ту эпоху таких условий не имела), то почему не допустить, что тамошняя живность, оторвавшись от дома по воле слепого случая, выждала удобный момент и продолжила развиваться как ни в чем не бывало?