— Что значит мнимым?
— Потому что шантажа как такового не было. Крамер не шантажировал Шепеля, он попросту начал убивать всех, кто был на юбилее Виктории Шепель, рассчитав, что в убийствах обвинят Шепеля. Тот был в доме в ночь убийства, был кто-то, кто его видел и якобы стал шантажировать, вот он и стал убивать всех подряд.
— Почему ты думаешь, что Крамер его не шантажировал?
— А как, по-твоему, Леша, стал бы Шепель платить за преступление, которого не совершал? Не стал бы. Никто не стал бы, так как это не имеет смысла. Шепель не убивал жену и не стал бы платить. Если бы дошло до шантажа, он признался бы, что да, был в доме, так получилось, но не убивал! Узнав об убийстве, был потрясен, смалодушничал и не сообщил об этом следователю, о чем сейчас сожалеет. Нанял бы Рыдаева… и так далее. То есть соскочил бы с крючка, если коротко. Ему незачем было платить. И Крамер решил довести ситуацию до точки кипения, после которой вина Шепеля стала бы очевидной: убийство, шантаж и новые убийства. А потом он отправил бы следователю фотку Шепеля с датой. Якобы оставшийся в живых гость понял, что происходит, и испугался. Ну, допустим, шантажировал… что было, то было, о чем сожалеет. Как-то так.
— То есть ты хочешь сказать… — Добродеев задумался. — Невероятно! Крамер убийца? Черт его знает, Христофорыч… а ты уверен? — Он смотрел на Монаха, словно пытался определить, не дурачит ли тот его. Монах кивнул, что уверен. — Мнимый шантаж, интриги, коварство, ведьмовство… Знаки! Это же какие изобретательные мозги надо иметь! Прямо Средневековье! Даже не знаю… — Журналист все еще пребывал в состоянии обалдения.
— Меня тоже с самого начала занимал вопрос: зачем знаки? Допустим, некто хочет устранить парочку неугодных людей, которых никто никогда между собой не связал бы, если бы не знаки. Зачем, спрашивается? Ни я, ни ты, ни Шепель не стали бы оставлять знаки. Они просто не нужны! Жертва шантажа убирает шантажиста, схема простая, как прямая линия. А наш убийца нагнетает интригу, упивается сложными схемами, увлекается шарадами, что выдает в нем человека творческого, с огоньком. Правда, недопонятого и недооцененного, что опасно само по себе. Ида сказала, что Крамер историк по образованию, написал пару приключенческих пьес, которые не сумел никуда пристроить… даже нашему театру предлагал, но там не вняли; увлекался детективами. Похоже, Леша, что наш невостребованный гений написал третью пьесу и, собираясь покинуть город, хотел громко хлопнуть дверью. И начал с Пети Звягильского… тут смешались и банальная зависть, и желание отомстить всему театральному цеху. Вот он и придумал знаменитому актеру феерическую роль в своей пьесе. Это чисто гипотетически, как ты понимаешь, я ни на чем не настаиваю. Я человек скромный.
Добродеев иронически хмыкнул.
— И еще. Ида сказала, что муж остался равнодушен к смерти любовницы… во всяком случае, так ей показалось. Он не любил Викторию, и я допускаю, что для него связь с ней была возможностью вставить Шепелю фитиля. Жаль, что он погиб, я с удовольствием поговорил бы с ним. Светлана упомянула, что летом видела Крамера с Русланой. Амбал, которого видел бывший муж ясновидящей, возможно, тоже Крамер. Я думаю, это сумеют доказать.
— Крамер не амбал, Христофорыч.
— По сравнению с Мишей Сотником любая мужская особь выше ста шестидесяти уже амбал. Докажут, Леша. Все докажут и найдут свидетелей. Главное, заставить поменять ракурс и взглянуть на проблему сбоку, сверху… из-под шкафа, короче, как-нибудь по-другому. И мы это проделали.
— А что ты написал ему?
— Я написал, что знаю, кто убил его жену. Когда мы встретились, я изложил ему свою версию. Я почти угадал… были какие-то мелкие незначительные детали, до которых я не додумался. Он рассказал, что после скандала с женой помчался в Зареченск… просто так, был там пару раз в молодежном лагере, вспомнил местный дом культуры, танцы, девочек… и ностальгия скрутила его со страшной силой. На улице зацепил барышню, спросил, где гостиница, пригласил поужинать, так как не хотел оставаться один. Девица попалась смешная — подпила и читала стихи, а потом вырубилась. А он задумался о смысле жизни и понял, что живет не так. Ему стало стыдно, что оставил жену в такой день, и он помчался на попутке домой мириться. За руль сесть побоялся, так как был подшофе. Говорит, он даже не прятался. Правда, проник в дом с черного хода, не желая встречаться с гостями, которых не жаловал, и сидел около часа в своем кабинете, работал с бумагами. А потом пошел в спальню жены, думая дождаться ее там. Стоя под дверью, услышал внутри голоса жены и какого-то мужчины. Он плюнул и вернулся в Зареченск. А Крамер убил Викторию…
— А почему все-таки Шепель не рассказал, что слышал голоса?
— Сначала не решился признаться, что был в доме, а потом уже было поздно. Помнишь, его с гипертоническим кризом увезла «Скорая»? Здоровый сильный мужик, и вдруг «Скорая»! Для него убийство жены оказалось полной неожиданностью, он понял, что ему грозит, и запаниковал. Такие, как Шепель, плохие актеры, они не умеют притворяться…