Тринадцать ведьм

Добродеев нагибается за упавшей программкой. Монах оглядывается и привстает, подавляя острое желание вскочить и прыгнуть на сцену, переживая одно из тех состояний, когда ему открывается… нечто. Когда-то это спасло ему жизнь.

Макбет вздымает руку, другой поправляет на груди застежки тигровой шкуры, снимает рогатый шлем; держит его в руке; видно, как покачиваются от сквознячка перья плюмажа. Пауза. И вдруг… Макбет вспыхивает как факел! Ведьмы вопят в ужасе; Банко бросается к товарищу и пытается стащить с него шкуру; сбрасывает камзол, пытается сбить пламя. С треском сгорают перья на шлеме. Макбет кричит и падает, взмахнув руками. Его фигура объята огнем; он больше не кричит. Монах лезет на сцену, стаскивая с себя свитер; бросается к Макбету, набрасывает на него свитер; в лицо ему полыхает пламя. Он отступает, кричит: «Леша, огнетушитель!» На сцену выскакивает человек в синем комбинезоне, в руках его огнетушитель. Из огнетушителя с шипением вырывается пенная струя…

Никто ничего не понимает, публика растерянно поднимается с кресел. Минутное замешательство, затем визг, крики и хлопанье сидений. То, что происходит на сцене, не похоже на новаторский прием культового режиссера; по залу расползается отвратительная вонь горящих тряпок.

Пламя уступает и гаснет; через пару минут на сцене лежит неподвижная обгоревшая груда, покрытая белой банной пеной; растерянно стоят три ведьмы, Банко, Монах и человек в синем комбинезоне. На сцену выскакивает Виталий Вербицкий, кричит:

– Петя! Петя! – бросается на колени перед страшной грудой, трясет ее.

Публика меж тем пришла в себя и рванула из зала. Кто-то закричал: «Пожар!» У выхода началась давка, кого-то придавили, кого сбили на пол; крики, натиск, рукопашная. Вторую половину массивной двери, остававшуюся закрытой, снесли в секунды. Народ слетал со ступенек, вне себя от ужаса; раздевалку взяли приступом…

Спустя несколько минут в зале остались лишь Добродеев, растерянно топтавшийся у сцены, пытаясь рассмотреть, что случилось, да несколько фигур на сцене.

– Он что, загорелся? – Вербицкий повернулся к Банко. – Каким образом? Откуда огонь? Как это случилось?

– Не знаю! – закричал Банко. – Он снял шлем, подошел к краю и вдруг загорелся! Это было как… не знаю! Сразу! Он загорелся, как сноп! Так и вспыхнул! Сразу после пророчества. Надо «Скорую» и полицию! Может, он еще жив…

– Проклятая пьеса, – пробормотал Добродеев. – Все-таки проклятая…

– Он мертв, – сказал Монах, поднимаясь с колен.

Глава 4 Детективный клуб толстых и красивых любителей пива

Монах явился на сходку первым. Приветствовал бармена Митрича – он же хозяин «Тутси» – и уселся за столик в углу. Митрич бросил пост и подбежал. Спросил тревожно:

– Олежка, ты в курсе насчет Молодежного? Что там случилось? Говорят, актер сгорел прямо на сцене? Говорят, пьеса нехорошая… в смысле, чертовщина какая-то. Весь город как с ума сошел! Сплетни, слухи, городят такое, уму непостижимо! У Виталика Вербицкого всегда какие-то вывихи, вечно его то в суд таскают, то закрывают. Так что я не удивляюсь…

– В курсе, – ответил Монах сдержанно, оглаживая бороду. – Я там был. Я думаю, Вербицкий ни при чем.

– Ты? В театре? – поразился Митрич. – Ты был в театре и сам все видел?

– Был и видел. У них была премьера «проклятой пьесы»…

– Так и называется?

– Нет, называется «Макбет». Считается проклятой, потому что во время спектакля вечно что-то случалось – то актер скоропостижно умирал, то декорации падали. А теперь вот… тоже не избежали.

– А что случилось? Пожар?

– Нет, Митрич, не пожар. Актер, игравший Макбета, загорелся и погиб.

– Как это загорелся? Как это можно вдруг загореться? Спичку бросили или зажигалкой?

– Нет. Ты про самопроизвольное возгорание слышал? Самовозгорание?

– Самовозгорание? – Митрич наморщил лоб. – Нет вроде. А что, и такое бывает?

– Говорят, бывает. Я лично не видел. Но химики говорят, бывает. Правда, официальная наука этот феномен не признает и относит к паранормальным. Вроде полтергейста.

– И человек вот так, за здорово живешь, сгорает?

– Говорят, сгорает.

– Что значит, говорят? Ты же видел!

– Я-то видел, но трудно сказать, что именно. Актер вдруг загорелся…

– Петя Звягильский! Бывал у меня, вон на фотке, – Митрич махнул рукой в сторону фотографий на стене. – С автографом. Царствие ему небесное. Нормальный мужик был. Бедняга! Аж не верится… Олежка, а может, шаровая молния?

– Нет, Митрич. Не молния. Там работают криминалисты, пока ничего не известно. Нас продержали в театре два часа, допрашивали, что да как. Сейчас подгребет Леша Добродеев, может, чего просочилось. У него везде свои люди.

– А отчего оно бывает, это самовозгорание?

Монах пожал плечами: