Тридцать три поцелуя на десерт

Здоровяк Джери, сидевший по левую руку от Брэда, поперхнулся тем, что жевал в этот момент, и Мэтр участливо постучал приятеля по спине. А потом вдруг поймал мой взгляд и подмигнул. Я залюбовалась ямочками на его щеках, а он, продолжая меня рассматривать, провёл большим пальцем по верхней губе, стирая невидимый след от берёзового кваса, и моим щекам тут же стало жарко.

Ведь ничего же такого, он просто смотрел и просто улыбался, мой же взгляд намертво прилип к этим губам, а мысли… Мысли были о предстоящих тридцати двух поцелуях. И когда я говорю «поцелуи», то имею в виду вовсе не десерты, к своему стыду.

И Брэд, кажется, знал, о чём я думаю, глядя на него через разделяющий нас стол, уж больно понимающий был у него взгляд. Понимающий и самую чуточку насмешливый.

Именно эта насмешка и помогла мне придумать, как именно я стану расплачиваться со своим покровителем на исходе этого дня. Я ответила на улыбку Брэда и, разорвав контакт наших взглядов, повернулась к Отэм.

– Послушай, а есть у вас холодильный шкаф? – Для моих целей подошёл бы и самый обычный, не магический, времени бы это заняло чуть больше, но, в конечном итоге, до темноты всё бы успело приготовиться.

– О, нет! – покачала головой девушка. – У нас яма. – Махнула рукой в сторону одного из строений. – В ней зимний лёд до осени не тает.

Такие ямы были очень популярны в столице лет сто назад, и под лавкой дедушки Суини тоже была такая, поэтому я обрадовалась. Мой десерт назывался «Молочный поцелуй», но специально ради Брэда и насмешливых искр в его глазах я собиралась переименовать его на сегодняшний вечер, заранее предвкушая выражение его лица.

Для десерта «Молочный поцелуй» нужно куриное мясо. Лучше всего подходит грудка шестимесячного кастрированного петуха, которого кормили одной лишь кукурузой, без каких-либо добавок. И да, я не оговорилась. Мясо – для десерта. Именно так. Его нужно отварить, а затем измельчить в мягкую нежную кашицу, но я предпочитаю длинные тонкие-тонкие ниточки, они пикантнее смотрятся и придают блюду более интересный вкус. Смешать с растворённым в жирном коровьем молоке дроблёным рисом (некоторые оставляют кусочки, а я его в ступке измельчаю так, что он почти превращается в муку) и сахаром, позволить закипеть, разлить по формочкам, и выставить на лёд.

Сахар я всегда использую только коричневый – единственно настоящий, без алхимических добавок и не такой сладкий. И часто смешиваю его с корицей, но в этом блюде корица хорошо смотрится, если белоснежное желе (кое-кто называет его пудингом) посыпать коричневой пудрой сверху.

Шестимесячного кастрированного петуха у меня не было, поэтому я ограничилась обычной куриной грудкой. Не думаю, что самый сильный маг современности так тонко разбирается в этом восточном десерте, что почувствует разницу, да и сахар пришлось взять белый, кусковой, и долго долбить его в мраморной ступке, доводя до нужной консистенции.

От готовки ужина меня избавили. Женщины семейства Дил (бабуля, в основном) заявили, что горячее два раза в день – «зажирно». И вечером работники вполне могут обойтись холодными закусками. В том смысле, что надо же чем-то закусывать домашний самогон (у меня от одного только запаха слёзы горохом потекли).

Так что времени на то, чтобы приготовить свой десерт, у меня было предостаточно. Единственное, чего я боялась, это того, что Брэд будет слишком пьян для того, чтобы по достоинству оценить мой десерт.

Но самогон он не пил.

Эту ночь мне предстояло провести не в повозке, а в доме – пусть и недостроенном пока, но стены у него были, а вместо крыши над нашими головами сиял голубоватый щит – тот самый, который кое-кто, если верить его словам, не умеет создавать. Я дождалась, пока все улягутся. Отэм ещё ворочалась, пытаясь найти удобное положение для своего большого живота, дети перешёптывались и хихикали, Тура уснула в тот момент, когда её голова коснулась подушки или немного раньше, а потом раскатисто и ядрёно захрапела бабуля, и я, подхватив тяжёлый плед из верблюжьей шерсти, побежала к яме со льдом.

За десертом.

За расплатой по счетам.

Брэд не спал. Он всеобщему веселью предпочёл одиночество. Сидел у костра, разложенного между гигантскими оглоблями повозки, на которой мы сюда приехали, и, рассекая воздух прутиком с огоньком на конце, о чём-то думал. А увидев меня, оживился, улыбнулся так ярко, что пламя костра померкло перед этими ямочками.

– Привет, – подвинулся на брёвнышке, освобождая мне самое теплое местечко у костра. – Тоже не спится?

– Я вообще-то по закладной хочу заплатить, – ответила я, протягивая тарелочку с моим корявеньким поцелуем (и нечего кривиться, сами попробуйте из желе вырезать поцелуй, если у вас под рукой нет ни одной подходящей формочки!), и в тот же миг очутилась в темноте, хотя костёр пылал всё так же.

– По закладной?

Он потянулся к тарелочке, но зачем-то обхватил пальцами моё запястье и, дёрнув на себя, пересадил на собственное колено.

– Вот это вот?

– Да.