Тридцать три поцелуя на десерт

– Бабулей можешь звать, коли и вправду местная.

Дети с визгом пронеслись возле лавки, нечаянно сбросив на землю моё пальто. Средняя женщина громко цыкнула на них и погрозила пальцем, а я, поднимая с земли свою одёжку, заметила, что из кармана появилось сначала одно длинное ухо, затем второе, после чего показалась и вся мордочка. Любопытные глазки на миг сверкнули интересом, который угас, стоило Тьме заметить корзину с мёртвыми птицами.

После этого домовая скрылась в недрах моего пальто. Ишь ты! Даже про голод забыла! Интересно, чего она так боится: ненужного внимания или грязной работы?

Я мысленно усмехнулась, понимая, что честного ответа на свой вопрос не получу. Мелкая Тьма – та ещё врушка. Вон как заливала, что магов боится, а между тем едва не загрызла Мэтра Алларэя.

Того самого, который мне ещё обязательно расскажет про роглей.

Но потом.

Пока же мне предстояло доказать местным дамам, что с мясом я управляюсь куда лучше, чем они.

Некоторое время мы работали в тишине, лишь искоса поглядывая друг на друга, но вскоре молчание наскучило, и я первой нарушила молчание:

– Рановато вы птицу бьёте. Выгоднее всего в конце августа – начале сентября.

– Выгоднее, – фыркнула беременная девушка. Личико у неё было довольно симпатичным, но некоторая надменность его изрядно портила. – Не до жиру, быть бы живу!

– Отэм! – прикрикнула на неё средняя женщина. Свекровь, догадалась я. – За тоном последи-ка. Не с товарками у колодца болтаешь. – Затем перевела свой взгляд на меня и пояснила:

– У нас курятник сразу за домом стоит. Стоял. А когда дым от пожара в ту сторону потянуло, да птица дохнуть начала, бабуля решила спасти всё, что можно, – рубанула по горлу рукой, искоса поглядывая на миниатюрную старушку. – Мёртвое мясо же в пищу непригодно. А если кровь спустить до того, как почернеет, то ничего.

– Не плакай, – проскрежетала со своей части стола бабуля. – Не всех я порешила. Топтун, Несушка и Наседка вон шастають. Червей из-под старой груши выгребають.

Все дружно оглянулись на старую грушу. Действительно, между корнями дерева можно было увидеть двух белоснежных курочек и одного дерзкого зеленохвостого петушка, который гордо посматривал на свой гарем одним острым глазом и, суетливо загребая обеими лапками землю, забавно надувался, топорща перья на шее и воинственно потряхивая алым гребнем.

– Топтун у нас молодец, – довольно хохотнула бабуля. – Второй раз своих девок от смерти спасает. У меня теперь и рука не подымется его в суп пустить.

– Как второй раз? – встрепенулась я. – Вы разве уже горели?

Все женщины дружно поплевали себе за левое плечо и постучали кулачками по деревянному столу, а бабуля глянула на свекровь и велела:

– Накаркай мне ещё тут! – погрозила мне кулаком свекровь, а бабуля флегматично заметила:

– Учишь тебя, Тура, учишь. А всё без толку. Сколько раз говорила – сначала по шее, потом объяснять за что. А то таперича убегёт же. Балаболка эта.

– Извините, – потупилась балаболка, то бишь я, и заочно провела рукой по неизбитой пока шее. – Я не подумала...

– Не было у нас пожара раньше. – Тура всё-таки решила удовлетворить моё любопытство. – Первый это в деревне, сколько себя помню.

– Точно первый, – поддакнула бабуля.

– Тогда какую же беду пережил ваш Топтун? – спросила я.

– Так порченную же лихорадку. Осенью она нас подкосила. Слава Предкам, не сильно. Почти все мы её без последствий перенесли. Прадедушка разве что только бабулин в зелёные луга от нас ушёл.

– Оставил сиротами, – кивнула седой маковкой бабуля, и я задумалась, сколько же было лет тому члену семьи, который – единственный! – не пережил эту страшную болезнь. О Предки, что делается в мире? Во времена эпидемий моего детства эта болезнь людей направо и налево косила. А что сейчас?

– А точно это порченная лихорадка была? – засомневалась я. – У нас она половину квартала выкосила. До сих пор удивляюсь, как я маменьку с сёстрами выходила.

– Ещё бы не точно! – возмутилась Тура. – У нас и грамота есть. Если пожар её не сожрал. Нам сам целитель фархесский карантину назначил. Пять седмиц со двора ступить боялись. Сказал, кто ступит – тому сразу, фенита. Но Баська, конечно, тот ходил. Того карантина не берёт.

– Баська?

– Папенька наш, – поджала губки Отэм. – Бастрел Дил… Вы бы, бабуля, не позорили главу нашего семейства перед посторонними. Не любят папенька, когда его Баськой обзывают.

– Ещё я спрашивать стану, чего они там любят, – огрызнулась бабуля. – Я Баську крапивой по голой жопе учила, а таперича должна господином величать? Да я Топтуна скорее так звать стану! Он для моей пользы больше сделал.

Я осторожно покосилась на Топтуна.

– Маменька!

– Бабуля! Та хоть перед столичной барышней не позорьтесь, и нас не позорьте!

– Да я не столичная! – отмазалась я. – Я местная. У меня в Фархесе кофейня.

– В самом Фархесе.

Я вздохнула.

– Была.

– Сгорела! – всплеснула руками Отэм, а я скромно потупилась, решив не вдаваться в подробности. Ещё узнают, упаси Предки, что обо мне наши сплетницы насочиняли – вовек не отмоешься.

– Не сгорела… Просто проблемы у меня. С арендой.

Женщины понятливо кивнули.