Тридцать три несчастья. Том 3. Превратности судьбы

Бодлеры выстроились перед багажником и запустили в него руки. Как вы, наверное, знаете сами, когда копаешься в чужих вещах, неизбежно узнаешь об их владельцах много интересного, о чем раньше не подозревал. Вы, скажем, просматриваете письма, полученные вашей сестрой в последнее время, и вдруг узнаете, что она собирается бежать с эрцгерцогом[27]. Или вы роетесь в чемоданах, принадлежащих попутчику в поезде, и выясняете, что сосед тайно фотографировал вас последние полгода. Недавно я заглянул в холодильник одной моей недоброжелательницы и узнал, что она либо вегетарианка, либо притворяется ею, либо у нее в гостях несколько дней жила вегетарианка. Так и Бодлеры, роясь в олафовском багажнике, открыли много неприятного для себя. Вайолет нащупала часть бронзовой лампы, знакомой ей по тем временам, когда они жили с Дядей Монти, и поняла, что Олаф, мало того что убил их несчастного опекуна, еще и обокрал его. Клаус нашел большой мешок из-под покупок в модном бутике и выяснил, что Эсме Скволор все так же помешана на модной одежде, как и раньше. А Солнышко нашла пару колготок, усеянных опилками, и поняла, что Олаф так и не удосужился выстирать свой маскарадный костюм регистраторши. Но самым удручающим из всего, что узнали дети, обыскивая багажник олафовской машины, явилось невиданное обилие маскарадной одежды. Тут была и синяя шапочка, которую носил Олаф, изображая моряка, и бритва, которой он, очевидно, обрил себе голову, чтобы изобразить лаборанта. Дети обнаружили дорогие кроссовки, в которых Олаф щеголял в качестве учителя гимнастики, и спортивные туфли, которые носил, когда притворялся детективом. Но, кроме того, дети нашли еще множество маскарадных костюмов, которых не видели раньше. У них создалось впечатление, что Олаф так и будет переодеваться, повсюду следуя за Бодлерами, и, появляясь в каждом новом месте в новом обличье, никогда не будет разоблачен.

– Мы можем переодеться буквально кем угодно, – сказала Вайолет. – Глядите, вот в этом парике я буду похожа на клоуна, а вот в этом – на судью.

– Да. – Клаус приподнял кверху маленький сундучок с несколькими ящичками. – Кажется, это гримировальный набор. Тут полно всяких фальшивых усов, бровей и даже парочка стеклянных глаз.

– Туичо! – Солнышко подняла длинную белую вуаль.

– Нет уж, спасибо, – сказала Вайолет. – Я один раз уже надевала эту вуаль, когда Олаф на мне чуть не женился. Больше не хочу. Да и откуда тут в Пустошах взяться невесте?

– Посмотри, какое длинное одеяние, – сказал Клаус, – оно подошло бы раввину, только вряд ли Мадам Лулу поверит, что ее среди ночи вздумал навестить раввин.

– Джинон! – провозгласила Солнышко, обматываясь с помощью своих четырех зубов спортивными брюками. Младшая из Бодлеров имела в виду что-то вроде «Все эти вещи мне очень велики». И она была права.

– Они даже длиннее, чем костюм в полоску, который тебе купила Эсме, – добавил Клаус, помогая сестре выпутаться из брюк. – Никто не поверит, будто пара спортивных штанов разгуливает сама по себе.

– Вся одежда нам велика, – заключила Вайолет. – Посмотрите на бежевое пальто. Если мне его надеть, я буду урод уродом.

– Уроды! – выкрикнул Клаус. – Вот оно!

– Оно – что? – спросила Солнышко.

– Мадам Лулу говорила, что в Шатре уродов уродов не хватает. Если мы нарядимся во что-то уродское и скажем, что ищем работу, может, она наймет нас для участия в карнавале?

– Но что они, собственно, делают, уроды? – поинтересовалась Вайолет.

– Я читал книжку про одного человека, его звали Джон Меррик. У него от рождения были ужасные физические недостатки и страшно уродливый вид. На одном карнавале его взяли и выставили напоказ в Шатре уродов, и люди платили деньги, чтобы поглазеть на него.

– А зачем людям хочется смотреть на врожденное уродство? – проговорила Вайолет. – По-моему, это жестоко.

– Это и было жестоко, – ответил Клаус. – В мистера Меррика часто чем-нибудь кидали и всячески его обзывали. Боюсь, Шатер уродов не очень приятный сорт развлечения.

– Казалось бы, кто-то должен положить этому конец, – сказала Вайолет. – Но и Графу Олафу тоже следовало бы положить конец, однако никто этого не делает.

– Радев. – Солнышко пугливо оглянулась. Под словом «радев» она разумела «Скоро покончат с нами, если мы поскорее не переоденемся».

Старшие мрачно кивнули в ответ.

– Вот нарядная рубашка, – сказал Клаус. – Вся в оборках и бантиках. А вот огромные штаны с меховыми манжетами.

– А мы сможем влезть в них вдвоем? – спросила Вайолет.

– Вдвоем? – удивился Клаус. – Да, наверное, сможем, если не снимать своей одежды, чтобы олафовская сидела плотнее. Каждый будет стоять на одной ноге, а другую спрячет внутрь штанины. На ходу придется прислоняться друг к другу, но, может, и получится.

– И с рубашкой поступим так же, – подхватила Вайолет. – По одной руке просунем в рукав, а другую прижмем под рубахой к себе.

– Но голову-то нам не спрятать, – напомнил Клаус, – и если у нас будут торчать обе головы, мы будем выглядеть как…

– …двухголовый человек, – закончила Вайолет, – а двухголовый человек – именно то, что требуется для Шатра уродов.