Тридцать три несчастья

Настя уже начинала беспокоиться. Прошло целых тринадцать минут, а Бархударов все не возвращался. Когда он ушел, она спустила Лаки с поводка, но та, исполняя бархударовский приказ и словно что-то чувствуя, крутилась вокруг Насти, не отходя ни на шаг. Неожиданно собака забеспокоилась, бросила хозяйку, подбежала к подъезду и громко заскулила, обнюхивая ступени. Испугавшись, что она перебудит соседей, Настя позвала ее, но Лаки не послушалась. Тогда Настя не выдержала, оттащила ее за ошейник к скамейке и привязала к дереву. Тревожно шевеля бровками, собака так и сидела рядом, вывалив горячий язык и положив грязную лапу Насте на колени.

Накрапывал мелкий дождик, грозя перекинуться в ливень, но Настя не обращала на это внимания, все передумывая и передумывая свою жизнь. Она вдруг поняла, что все было ошибкой — ее бесконечные упреки Вите насчет денег, ее глупая учеба в ненужном ей институте, никчемные знакомства ради каких-то мифических связей. И только Витин голос, его родная улыбка и ласковый взгляд имели значение. Только рядом с ним она и жила по-настоящему.

— Витя, — негромко всхлипнула она. — Витя!

Лаки резко вскочила, навострила уши и замерла в несвойственной ей охотничьей стойке. У Насти внутри все оборвалось. В своих раздумьях она забыла следить за часами. Она взглянула на циферблат — Бархударов ушел уже двадцать две минуты назад. Настя поднялась со скамейки и решительно направилась к дому.

Лаки всем корпусом рванулась с поводка, оборвала веревку, опередила хозяйку и подлетела к подъезду. Она вскочила на задние лапы и, скребясь передними о металлическую дверь, заскулила.

Настя услышала громкий топот, задрала голову и в оконные проемы увидела стремительно спускающиеся вниз ноги.

Бархударов несся к ней с такой скоростью, что от страха Настя словно окаменела, она замерла на месте и только прошептала:

— Лаки, нельзя, ко мне…

Дверь резко распахнулась, и вместо Бархударова Настя увидела летящего к ней навстречу Витю. Голова у нее закружилась, колени подкосились, и она повалилась на руки вовремя подхватившего ее мужа, который целовал ее и приговаривал:

— Настена моя, Настена…

Настя ничего не понимала, и только сильные Витины руки обнимали ее, да шершавый Лакин язык вылизывал ее лицо. Настя обняла их обоих, но так и не разобралась, кого же она ласкает — то ли Витю, вцепившись в его поседевшие волосы, то ли Лаки, запутавшись в ее рыжей шерсти.

Бархударов стоял на ступеньках крыльца и, затягиваясь сигаретой, отворачивал глаза.

Глава 47

Любовь Николаевна выписалась из больницы неделю назад, но все это время она не выходила из дому и никого у себя не принимала, кроме Дины Григорьевны. Коляна она не выпускала даже на балкон, несмотря на то, что мальчику был необходим свежий воздух. Павел Егорович настоятельно советовал отправить его в санаторий, но Ревенко не хотела об этом даже слышать. Клюквин тоже пытался уговорить ее, но перепуганная насмерть Любовь Николаевна не хотела отпускать сына от себя, пока не решится вопрос с Кириллом. От охраны Люба категорически отказалась, не желая видеть посторонних людей в доме. Клюквин выставил негласное наблюдение.

А вопрос с Кириллом пока не решался никак.

Быстрицкому удалось установить, что Артем Егорович Галушко срочно улетел в Австралию на неопределенное время. Прямых улик против него не было, кроме предположения о связи Воронова с Галушко-старшим и названного Коляном имени Артем. Егор Ильич возмущенно сучил палкой и грозился подать жалобу за незаконное преследование его семьи.

Вадим Андреевич Галдин нехотя припомнил свое давнее, «шапочное» знакомство с Егором Ильичом. Его неприятности на таможне он не подтверждал, по документации все было чисто. А контракт Галушко на поставку мехов в бутик Валерии Васильевны был абсолютно законным. Валерия Васильевна, в свою очередь, и в глаза его не видела, всю сделку осуществляла посредническая фирма.

Пока нашелся только Виктор Филимонов. Он все подробно рассказал про похищение в Шереметьеве и про то, как они с Колей сидели в заложниках. Он процитировал текст оставленной ему записки и, заявив, что не рассчитывает на следствие и опасается за безопасность своей семьи, от дальнейших показаний отказался. Он не назвал никаких ориентиров той дачи и письменно подтвердил, что никого из похитителей в лицо не видел, имени Артем при нем не произносили, и вообще ничего вспомнить он не может, потому что его сильно ударили по голове.

Розыск Воронова пока тоже результатов не принес. Все ниточки дела об убийстве Ольги Николаевой и Лизы Чикиной тянулись к нему, но у следствия не было прямых доказательств, одни косвенные улики.

В квартире Ревенко и в ее кабинете в офисе были обнаружены «жучки». Было ясно, что установить их мог только Воронов, так как посторонние люди не могли проникнуть в агентство. Действовал он, вероятно, не один, а в составе преступной группы. Скорее всего, следуя его прямым указаниям, и были убиты обе девушки, так как они единственные знали о его укрытии. Выяснить намерения Лизы он мог, только прослушав ее телефонный разговор с Ревенко.