Тридцать семь

Я сил прошу, когда в пылу утех,
И ими порожденных ласок женских,
Сползаю, увлекаемый во грех.
Я грех хочу назвать венцом блаженства.

Сквозь оргий облегающий туман,
Меня оберегая, совесть душит,
Чтоб алчущая плоть в нагой обман
Не вовлекла хмелеющую душу,

Купившись на потоки сладких фраз,
Так быстро увлекающих твой разум,
Не распалялась, в силу их приказов,
Желание завидев в блеске глаз,

Пронзающих, живых, жестоких, властных,
Рождающих стихию и прекрасных,
Повелевающих, шальных – лишь им
Обязан я влечением своим.

Но сторонюсь я девичьих очей,
Как, в прочем, сторонюсь и тел их нежных.
Когда по строгой логике ночей
Обязан их вкушать тепло и свежесть.

Когда клонюсь, как слабый скальный куст,
С ладони их вкусив чумного зелья,
Когда Господь велит избытком чувств
Делиться с ближним в славный миг веселья,

Когда уже почти готов забыть,
Презреть, постыдно пренебречь зароком,
Пусть данным необдуманно наскоком,
Теряюсь – что мне делать, как мне быть?

Еще вчера я мир не осуждал
За спектр проявлений его скотских
И с наступленьем сумерек страдал,
Сжигаемый в порыве бури плотской.

Пусть знают, кто меня возьмут на смех:
Я отвергаю безыдейный грех,
Чтоб в одиночку воевать с постелью.
Я вас не приглашаю в свою келью.

Крадется мрак, случаен каждый шум,
Но за ночь возмужал невинный шелест,
Сквозь темноту в грядущий день гляжу,
В который сна меня влекут качели,

Невероятно в рое звезд кружа,
И в этот самый миг твоя душа
Из тела рвется к непонятной цели,
Из скучной, опостылевшей постели,
От сладкого волнения дрожа,
В расставленные сети миража.

Но как бы ни были сильны виденья,
Их наполнитель безыдейно пуст.
Того, кого пущу в свои владенья,
Меня испепелит в горниле чувств.

И я дождусь, как узник жаждет воли,
И рвется вдаль, ее заполучив,
Так жажду я укрыться от застолий
И от себя кому-то дать ключи.

Но, видимо, пока живу в пустыне,
В необитаемом никем краю,
Я ваш, мои безвестные богини,
Но дешево себя не продаю.

27.12.1995 г.

Ответ на все ваши вопросы