Тридевятые царства России

…Никак было из Шушенского не уехать,
будто от нас заколдовалась трасса.
На третью ночь в Ермаках остались:
уже видно и горы – а не добраться.
Приютил нас бедняк сумасшедший,
налил спирта, рассказывать начал.
Не дают ему освятиться черти;
сын его единородный на зоне;
душит ночью жена-алкоголичка;
оттого и молится он в секте.
Много слышал я таких рассказов.
Живьём народ живёт в Сибири.
Помню, рассказывал казанцевский житель,
как убил его восьмилетнюю дочку
воротившийся из армии племянник.
Захотел её, как говорится.
Увёл в тайгу и там всё сделал.
Сам вернулся как ни в чём не бывало.
Мол, не знаю, как же Катенька заблудилась.
Ну, на третий день нашли под листвою.
Тут на месте он и признался.
– Я одно живу, – говорил крестьянин, —
чтоб дождаться, пятнадцать лет пройдут,
выйдет он, и я его встречу,
и больше мне ничего не надо.

Ладно. Днём мы вышли на трассу,
по жаре переехали горы,
к вечеру добрались до Кызыла.
И уже лагерь был близко —
изнемог я, на камни лёг без сердца.
И увидел я над собой купол,
будто это Святая София,
и лежу я на дне кургана
скорченный, как будто не родился.
И в суставы, во утробу, в сердце
луч вошёл. Я встал, возвеселился,
взял рюкзак, и пошли мы дальше…

От селения Танзыбей дорога начинает подниматься в гору. Безлюдье и тайга, ни единого жилища. Пройдя серпантин, машина направляется прямо к Буйбинскому перевалу – и слева открывается гигантский распадок между двумя хребтами; его склоны поросли тайгой и высоченные пихты и кедры кажутся крохотными там, внизу. А над лесистой бездной, в высоте – горные стены невиданных, фантастических очертаний. В ясную погоду зубцы, башни и пики видны за сотню километров. Это хребет Ергаки. Его контуры настолько причудливы, что, пожалуй, если бы из-за скалы вышел живой циклоп или дракон спустился бы к озеру воды испить – мы бы не удивились.

Перед выездом на перевал – «полка», длинная галерея, построенная для защиты от лавин. Они сходят обычно в конце зимы и ранней весной. Случалось мне проезжать здесь в это время. Вдоль трассы стояли снеговые стены высотой семь метров. Метель стремительно заметала дорогу, техника не успевала расчищать путь, машины протискивались в один ряд. Мы проскочили, а за нами сошла лавина, перевал засыпало и десятки машин застряли там на несколько суток.

За «полкой» – тёмно-синее Ойское озеро, а слева от дороги – крест и часовня. Здесь разбился генерал Лебедь. Крест стоит под роковой линией электропередач, за которую зацепился вертолёт.

Спуск вдоль реки Буйбы. С Усинского тракта хорошо виден дивный каменный образ. Его зовут Спящий Саян. Он лежит на горном ложе, его голова запрокинута, окаменелые волосы сбегают вниз, горбоносый профиль чётко виден на фоне неба. Гигант, уснувший тысячелетним сном на высоте 2000 метров над уровнем моря. Что будет, когда он проснётся?

Выбегает к дороге река Ус, давшая название тракту. Слева блеск воды по камням, справа – прижим: отвесные красно-бурые скалы, деревья нависают над дорогой. Путь долог, дорога петляет у подножий скал. Потом Ус сворачивает, уходит вниз, к селу Усинскому, к Енисею. Наконец, ещё спуск, ещё подъём, перевал через Куртушибинский хребет. Знак и надпись: «Республика Тува».

Дорога спускается серпантином по склону. Внизу обширная степь, холмы. На горизонте голубеет Уюкский хребет, справа – окантованный белым хребет Обручева, слева – великий простор – до Монголии, до Монгун-Тайги, до Алтая. Спустились в сухую всхолмленную долину. За ровной пустотой степи – островки тополей, верный признак близости реки. Первая юрта в километре от трассы. Урянхай.

Из истории