Итак, Москва нужна городам Поволжья как связующий узел, начало дорог. Сами города эти, особенно относящиеся к разряду проходных, особенно их многоэтажная часть – во многом продолжение Москвы. В них одеваются, как в Москве, тратят деньги, как в Москве, развешивают рекламу и вывески, как в Москве, даже стараются говорить и думать, как в Москве. Однако во всём остальном, в главных и глубинных аспектах местной жизни, Москва уже давно не помощник, а помеха; она не даёт, а тянет на себя; не решает проблемы, а, скорее, мешает их решать. Как и в селе Покровском, спрашиваешь: выгоден ли этим провинциям Центр? Вопрос повисает в воздухе. И это значит, что связующая роль Центра под вопросом, а следовательно, под вопросом и смысл существования Державы. И вот главный и болезненный парадокс жизни поволжских губернских городов: распад Державы, с их стороны глядя, естественен и даже в чём-то желанен, но само их многоэтажное существование на развилках державных дорог возможно и осмысленно, только пока существует Держава. Иначе – вывески полиняют, штукатурка осыплется, колонны рухнут, стройки и мостовые зарастут травой, многоэтажная ипостась России вымрет – и останется полутораэтажная, уходящая в землю, в направление уездной Нерехты или Чухломы, в направление деревни, и всё сравняется в образе вечного села Покровского.
Четыреста километров по прямой
Чебоксары – бывш. уездный город Казанской губ., теперь – центр автономной Чувашской республики. <…> За последние годы в городе построен ряд новых зданий, среди которых следует отметить великолепный Дом крестьянина (имеются отдельные номера).
В Костроме произошло убийство или самоубийство Клыковых, послужившее фабулой для «Грозы» Островского. <…> История Костромы – ряд погромов, разорений и осад.
Процессы разрушения и процессы жизни по-разному идут в тупиковых городах и в проходных. То, что происходит в тупиковых – особенно интересно, потому что они, как и село Покровское, в каком-то смысле изоляты. В них больше природного начала и меньше Москвы. Меньше кроны, но глубже и разветвлённее корни. Чем дальше от центра и чем ближе к дебрям и заводям нашего Отечества, тем труднее проникнуться столичным предчувствием скорого и всеобщего конца.
Когда я приехал в Чувашию, я попал в царство устойчивости и покоя. Это как-то стало чувствоваться уже по дороге, как только за окном автобуса промелькнула стела с надписью «Республика Чувашия». Это стало чувствоваться в облике аккуратных, чистых деревень, в зелени ухоженных лесов, в самих людях. Вид Чебоксар, столицы Чувашии, укрепил во мне эти чувства. Спокойные улицы, приличные дома, с которых не валится штукатурка и не облезает краска; методично действующий транспорт. Даже новостройки благопристойные. Словом – тишина и порядок.
Чебоксары – самый провинциальный среди административных центров Поволжья. Провинции в прежнем смысле теперь в России нет, но если что и можно назвать этим словом, так Чувашию и Чебоксары. При этом именно Чебоксары – наиболее чистый, благоустроенный, упорядоченный и устойчивый город Поволжья. Богатство здесь не выпирает ниоткуда, зато и нищих нет. И криминогенная, как теперь говорят, обстановка – спокойная. И вообще здесь тихо. По будням тихо, а по праздникам хотя и шумно, но тоже как-то тихо: без драк, поножовщины, воя сирен и бандитских разборок.
Уравновешенная тишина Чебоксар в некоторых своих проявлениях трогательна до умиления. Вот, скажем, набережная, ограда с выбеленными бетонными балясинами; как и положено, она расписана надписями. И – ни одного матерного слова! Всё – признания в любви: «Вася, я навеки твоя», «Вика, никогда тебя не забуду», и так далее. Некоторые тексты даже в стихах. Тут же гуляют и авторы этих надписей, девушки русско-чувашского вида и парни, широкоскулые и, к сожалению, почти все бритоголовые. Удивительная мода на бритьё голов распространилась в Поволжье и особенно в Чебоксарах; это вызывает ощущение зоны, но ощущение обманчиво: носители зэковских причёсок грубоваты, но безобидны.