Ко кресту Миша подходить не стал, и, пока дожидался остальных Солевых у выхода, размышлял о том, что что-то во всем этом есть, а что именно – ему не понять, и было обидно. «Ну, обида – ладно, переживу, – думал он. – Но ведь рассказ-то я пишу от имени православного вьюноши! Не взгляд на этого вьюношу со стороны, а от имени. То есть православные шоры для моего героя органичны, они ему в височные кости вросли. А на мне этих шор нет, я запросто могу лажануться, и тогда какой-нибудь православный читатель скажет мне: «А ты, дружочек, врешь». И будет уже не обидно, а стыдно!.. Что же делать?» Мимо прошел прототип с непонятной легкой улыбкой на губах – сделал вид, что не заметил, а может, и вправду не заметил, у дверей трижды перекрестился, обернувшись к иконостасу, и испарился. Сфинкс, блин, джакондообразный!
На церковном дворе задумчивый Гена чуть не столкнулся лоб в лоб с задумчивым священником – едва разминулись.
– Извините, – пробормотал юноша и вдруг воскликнул, складывая ладошки крестиком: – Отец Димитрий! Благословите, отец Димитрий!
Приняв благословение и восклонившись, он улыбчиво посмотрел в лицо батюшки и спросил:
– Вы меня не узнаете?
– Простите великодушно… – замялся тот и вдруг лучезарно улыбнулся. – Гена, кажется? Ведь это вас я причащал зимой в больнице?
– Да. Простите, что так и не побывал у вас в церкви, – привык в собор ходить. Вы ведь в Крестовоздвиженской служите?
– Служил. Теперь сюда перевели.
– Замечательно! Значит, вас можно поздравить с повышением?
– Да как сказать… – молвил отец Димитрий, заметно погрустнев. – Архиерей перевел к себе поближе, да от греха подальше… Впрочем, юноша, вам в наши поповские проблемы вникать не обязательно, – спохватился он.
– А Павел, – спросил Гена, – тот, что со мной в одной палате лежал, – вы его видели после больницы?
– Видел, и не раз, – ответил священник и вновь улыбнулся. – Сегодня он был здесь, я исповедовал его перед поздней обедней.
– Ничего себе! – воскликнул юноша. – Сплошные неожиданности: то знакомый мой пришел непонятно зачем в храм, ни разу не перекрестился, то глухонемые появились, вполне воцерковленные, теперь еще вы с Павлом – и всё в один день…
– Да уж, густо! – согласился батюшка. – А глухонемые – это мои прихожане, из Крестовоздвиженской. Я их и венчал. Замечательные ребята! Простите, Гена, мне сейчас младенца крестить…
– Конечно-конечно, до свидания!
– С Богом! – произнес отец Димитрий и пошел своей дорогой.
– Ну как, удовлетворил любопытство? – иронично поинтересовался Виктор Семенович, подойдя к пасынку.
– Удовлетворил, – мрачновато ответил Миша. – Пойдемте, а то я вас уже заждался.
Когда семейство Солевых вышло из собора, отчим продолжил расспросы:
– Ну а зачем ты всё-таки пошел, если не секрет?
– Витя… – укоризненно протянула Софья Петровна.
– Не секрет. Пишу рассказ о православном вьюноше – вот и решил подсобрать материала.
Насладившись жесткостью ответа и одновременно отметив, что в таком наслаждении есть нечто извращенное, Миша улыбнулся.
– А я-то думала… – грустно пробормотала мать и умолкла.
– Не переживай, Соня, – сказал отчим и, глянув на Мишу, который неотрывно смотрел куда-то в сторону (кажется, на тонкого русоволосого юношу, беседующего с молодым священником), – глянув на Мишу, отчим спросил: – И что, думаешь, получится?
– Что? – встрепенулся тот.
– Ну, получится у тебя написать рассказ о православном вьюноше?
– Получится, если постараться, – рассеянно ответил Миша.
– Но ведь ты не сможешь правдиво изобразить его внутренний мир! Как бы ты ни ухищрялся, всё равно проколешься на какой-нибудь ерунде. Разумеется, и православные вьюноши бывают разные, но кое-что общее у них есть, а ты этого общего не знаешь. Не знаешь, к примеру, что мы чувствуем на службе; хотя ты и был сегодня с нами, но в качестве зрителя, а не участника. Зритель и участник чувствуют по-разному…
– Да знаю я! – раздраженно воскликнул парень. – Сам сегодня об этом думал.
– И что же следует сделать, чтобы избежать ошибок?
– Чтобы избежать ошибок, следует перейти в категорию участников, то есть стать православным. Полный ответ, пять баллов, возьми с полки пирожок…
– А ерничать к чему? Ответ, что ли, не нравится?
– Не нравится! А если мне через год захочется о буддисте написать – что ж мне, буддистом становиться?
– Придется писать о буддисте с позиции православного вьюноши, – улыбнулся Виктор Семенович. – По-другому у тебя и не получится, если станешь православным.
– Но ведь любой буддист скажет, что это вранье.
– Скажет, и со своей точки зрения будет прав. Поэтому позицию нужно заявлять сразу, а еще лучше – не писать о буддистах, раз уж так дорожишь их мнением.
– Логика у тебя, дядя Витя, железная. Я и сам додумался до того же. Поэтому решил не становиться никем, чтобы сохранить свободу в выборе темы. Не хочу надоедать читателю.