– Ушел далеко, отсюда более чем на три сотни метров, – сказал он и опустил глаза на Офелию. – В теории он может услышать.
Она, как и прошлые десять раз, развернулась лицом к дороге, приложила руки ко рту и заорала во всю имеющуюся силу имя брата, напрягая голосовые связки до предела и зная, что завтра говорить не сможет. Офелия истошно орала, как в последний раз, лишь бы услышал. Ее не волновал ни Торн, стоящий рядом, ни возможные люди в окрестностях, ни животные в глубинах леса. Тысячу раз Офелия уже пожалела о своей уверенности в том, что Гектор справится без ее помощи, и теперь расплачивалась за свою опрометчивость хрипотой голоса, хотя орать необходимо еще восемь раз.
Офелия наклонилась к ногам, устав кричать. Громкий голос поднял из чащи ворон, заставил проснуться рысей, испугал кроликов и белок, но не принес пользы ей. Как и предыдущие десять раз.
Пройдя сквозь одиннадцать зеркал, Офелия не чувствовала головной боли и озноба, все затмило желание найти брата, но тому виной адреналин, и когда организм достигнет предела, она наверняка потеряет сознание. Раньше эмоциональных ее покинут физические силы. Она ведь не Торн: устает быстрее, чувства играют в жизни более значимую роль, да и тревога отнимает много времени, слишком много. А солнце все клонилось к горизонту…
– Вы в порядке? – спросил Торн. Офелия удивилась резкому голосу над ухом, выпрямилась и запрокинула голову назад. Торн внимательно осматривал ее лицо на предмет усталости, что явственно демонстрировала Офелия, однако говорить ей об этом не решился. – Не думаю, что ваш брат здесь. В леса он не пойдет, если обладает хоть малейшим чувством самосохранения, а с трассы уже давно уехал, иначе бы вас услышал.
Офелия сглотнула, чувствуя щиплющий ветер на щеках. Ей уже осточертело находиться на холоде в вечернее время с риском быть съеденной здешними медведями, и она согласилась. Торн знал Полюс лучше и если говорил, что до ближайшего подходящего для ночлега места есть зеркала, значит, до него есть зеркала.
Значит, больше в этой местности делать нечего.
– Да, я в порядке, – ответила Офелия на самый первый вопрос Торна и заправила прядь волос за ухо, открыв себе вид на небо. – Нужно спешить, до конца дня уж точно меньше часа.
Щелк-щелк. Она стремительно обернулась к Торну. Звук открывания крышки его карманных часов в подсознании Офелии заставлял оборачиваться почти на уровне рефлексов.
– Пятьдесят семь минут, – уточнил Торн и закрыл крышку часов. – Еще восемь зеркал.
Офелия ощутила недовольство в голосе Торна, ведь и ее расклад событий мало устраивал. По семь минут на местность, каждая из которых может отличаться и на сто, и на двести метров в радиусе, а еще неизвестно, будут ли они на фабрике искать, где все весьма просто, либо же попадут в гнилой замок среди леса в окружении стаи волков.
Офелия покачала головой, тяжело вздыхая.
– Тогда не стоит терять ни минуты.
Буквально за тридцать секунд они вошли обратно в халупу из прогнивших досок и с мертвыми мышами в каждой щели, откуда с крыши поначалу капало, но вскоре капли заледенели. Офелия, взяв Торна за руку, чтобы следовать своей легенде, шустро скользнула в зеркало и вышла в соседнее по интуиции, ибо чем ближе был выход – тем ближе зеркало находилось к тому, в которое она вошла.
На этот раз они очутились в весьма необычном месте: посреди леса. В прямом смысле посреди. Вокруг стояли одни деревья, ни единой души, но Торн и Офелия, обретя контроль над собой и принимаясь изучать место, мигом сообразили что к чему: детская ярмарка не увенчалась успехом и была подвержена нападению хищников. Посетители спасались бегством, имущество оставили впопыхах.
– Дилетанты… – протянул Торн, сопровождая чопорным и осуждающим взглядом разорванных в клочья игрушечных медвежат, кукол с отсутствием конечностей, разбитый фарфор, на котором засохла кровь. Люди бросили все незамедлительно, а худшим для Офелии было незнание, случилось ли это давно.
Офелия присела на корты перед медвежонком без глаза, брюхо его оказалось вспорото, опилки – разбросаны вокруг игрушки, по всей ткани. Искусал медвежонка его большой брат весьма жестоко – оставил рванье и лоскуты ткани, из-за чего Офелии стало не по себе от одного представления такой же жестокой сцены, но по отношению к родне Торна пять лет назад.
“Фрейя, Годфруа, кузен Владимир и остальные. Похоже, все они погибли”.
Она не могла увязать ткани игрушки, висевшие клочьями, с живой человеческой плотью, висящей на живых людях. Перед Офелией призраком предстали родственники Торна, полностью в крови, где открывался вид на кости и суставы. Сквозные раны, рваные царапины и раздробленные конечности на телах почти всех из клана Драконов в неизбежный день ударили в голову Офелии и она рывком вскочила на ноги, пошатываясь назад в немом страхе.
– Вы что… – Торн не успел закончить, рефлекторно выставляя руки и хватая плечи Офелии.