Твердь зеркального покрытия стала проницаемой, предоставляя ей доступ к интендантству и всем его сопутствующим содержаниям. Офелия исчезла из поместья Беренильды, словно и не возвращалась туда, и попала в окружение тесных стен гардеробной с уже убранными мундирами, а не как в прошлый раз, когда она их нечаянно свалила все на пол.
Толстая книга тут же дала о себе знать, потянув Офелию к полу, но она мигом подкинула ее под мышкой и стабилизировала в руках. Шарф вновь любопытствовал и трогал непослушными косичками золотые вставки мундиров, будто бы никогда не встречал золота прежде. Офелия отдернула его от одежды Торна свободной рукой, как вдруг одна из косичек шарфа запуталась в ее большом пальце.
Уже раздраженный вздох вырвался у нее изо рта, и только с усиленными стараниями сохранить спокойствие и не психануть, она с помощью шарфа смогла распутать его косичку и свой палец. Однако очки уже налились ярким красным оттенком.
Офелия вышла из гардеробной, вежливо постучав и тем самым сообщив о своем приходе. Благодаря тому, что она появлялась лишь из гардеробной, у Торна не имелось нужды отвлекаться от работы и смотреть, кто же пришел: это всегда была Офелия.
– Давно вас не было, – напомнил Торн. Он сидел за рабочим столом и разгребал уже белые документы, явно новые и с особо важными данными.
Офелия поймала нотки вежливости и спокойствия в голосе Торна и подошла к столу увереннее, зная, что сегодня он в настроении говорить. Увидев его в привычной среде, она почувствовала спокойствие и умиротворение, будто бы она, как и пять лет назад, приходила к нему в интендантство без понятия о всей подноготной выбора Торном невесты, его истинных мотивов и его самого как личность. Теперь эти визиты казались ей самым приятным в мире, она знала Торна, понимала, что цели выше достигнутой ими на Вавилоне уже быть не может, и интендантство навевало чувство ностальгии по былым временам в неведении, вот только теперь они с Торном поменялись местами.
– Прошу прощения, у меня была уважительная причина, – ответила она, встала около Торна и начала рассматривать документы. – Вы подготавливаете пачку бумаг к съезду?
Торн мельком повернул голову к ней и, убедившись в приемлемой дистанции, вернулся к работе с бумагами. Сегодня он казался еще большим роботом, чем обычно, движения машины стали точнее и резче, а сам он явно спешил.
– Именно, – сказал Торн, сверяя время по часам. – Фарук изъявил желание получить все как можно раньше.
Теперь Офелия вообще ничего не понимала. Она была лично знакома с мнимым нравом монсеньора, но совершенные Торном преступления он должен был давным-давно забыть, еще во время его кочевания ковчегами. В чем заключалось желание подставить Торна, она разобрать не могла, и это заставляло сердце биться чаще. Если она не поймет причин, то не сможет защитить Торна от его же семейного свойства, которое несомненно проявится, только пришли за ним жандармов.
– Как думаете, почему он вас нагружает не только работой, которую положено выполнять интенданту, но и ту, что не в вашем спектре обязанностей? – спросила Офелия и почувствовала, как рука уже устала держать книгу на весу, и поставила ту перпендикулярно столу, положив сверху ладони и обогнув металлическими пальцами поперек.
Торн опять повернул голову в сторону Офелии и глянул на огромный учебник, потрепанный временем и инверсией. Несколько недель назад он бы порядком удивился, что ему принесли это, но с появлением Офелии у Торна уже не осталось сил удивляться чему-либо. То она откуда-то взяла его игральные кости, то знает его как облупленного, а то и вовсе оказывается крестной тетей его кузины.
Торн покачал головой, делая новую ставку о том, что Офелия учудит дальше, уже начиная забавляться, что ему было совсем несвойственно…
Нет. Торн не имел права поддаваться, пусть и воображаемому, азарту и играм, поэтому мысленно встряхнул себя за плечи и вспомнил вопрос Офелии.
– В силу своего характера и новых обязанностей, полагаю так, – ответил он мрачно, продолжая заниматься работой.
Редко Офелия замечала в нем усталость ранее, но после того разговора на инверсивной земле, когда она нашла в себе силы признаться в бесплодии, в Торне как будто что-то изменилось. После двух лет странствий в Нечте он изменился по характеру, и она тщетно пыталась понять, что же случилось там, в Изнанке. Сейчас Торн выглядел уставшим человеком, который мечтал о разгрузке, когда как несколько лет назад был бы рад огромному количеству работы и заданий, чтобы поменьше общаться с людьми.
Ей хотелось подбодрить его, но она не знала, каким образом можно это сделать, Торн воспринимал любое проявление заботы с подозрением и недоверием, чувством, словно ему льстят, чтобы потом использовать.
И она лишь продолжила наблюдать за его работой.
– Вы считаете, Фарук может нагружать других, так как не может справиться сам? – уточнила она.
– Не может? – переспросил Торн риторически. – Он богоподобен, он может. Я бы сказал просто не хочет, не желает брать на себя ответственность за происходящее, в отличие от других Представителей.