Три – вариант нормы (СИ)

– Ну, из ста процентов мест занято пятнадцать, – ответил он. Офелия услышала саркастичный смех. – Даже как-то многовато, им стоит добавить еще.

Офелия улыбнулась его веселому тону, вспоминая разговор с крестным. Они тоже не доверяли Центру, особенно после созерцания ею воочию процедур альтернативной программы. Она не была уверена, что даже простая программа способна что-то исправить, Наблюдательный центр девиаций лишь ломал людей с семейными свойствами, а потому маленький процент им был лишь на руку.

– Надеюсь, не придется, – промолвила Офелия с угасающим энтузиазмом. – Ты нашел информацию насчет их программы для инверсивных?

– К сожалению, нет, ее держат втайне. Каждый раз удивляюсь, видя эти пятнадцать процентов, ну кто в здравом уме станет идти туда, понятия не имея, что там вообще будут делать? – возмущался Октавио, явно расхаживая из стороны в сторону.

Офелия и сама не понимала этих людей. О тайне Центра девиаций ни на Вавилоне, ни на других территориях особо не распространялись, но большинство догадывалось о грешности Центра перед многими пациентами, что после лечения перестали походить на себя прежних, и в крайне плохом смысле. После всех связанных с Центром слухов идти туда можно было смело назвать самоубийством замедленного действия.

Она печально вздохнула, от скуки присматриваясь к цветочным узорам штор.

– Может, отчаянные? – риторически поинтересовалась Офелия. – Люди, не видя иного выхода, способны на самые сумасшедшие поступки.

Октавио не нашелся с ответом, продолжая шурудить в трубке.

На самом деле, Офелия мало общалась со знакомыми с Вавилона, в основном лишь с Октавио по делам “Дружной Семьи”, ибо транстерриториальные разговоры по телефону дорогого стоили. Она оставила Вавилон всего полгода назад и, по правде говоря, скучала за новыми знакомыми, но ее тоску обеляла уверенность, что когда-нибудь она вернется на Вавилон и завершит все дела, ибо его территория стала ей довольно родной за время пребывания там. Да и к тому же, там еще остались вопросы без ответов.

– В твоих словах есть доля правды, но гадать сейчас нет смысла, – произнес Октавио. – Не в моей компетенции дела Центра, нам остается лишь наблюдать и надеяться, что мы ошибаемся. А вот насчет этого Лазаруса, про которого ты рассказала вчера, я не нашел абсолютно ничего. Никакого подтверждения его заслуг, только фото в единственном экземпляре.

Офелия неудовлетворительно хмыкнула, ничего не понимая. Почему с возвращением Лазаруса о нем все забыли? Связано ли это с феноменом Изнанки, с историей Торна и Ренара?

– Спасибо за помощь, Октавио, – поблагодарила Офелия. – Если появятся новости, я скажу, а пока лучше приглядывать за деятельностью Центра.

– Этим мы и так занимаемся.

Офелия положила трубку и спрыгнула с подоконника, наблюдая за пасмурной погодой в окне. Вчера она также помогала Торну в интендантстве, они как раз закончили работу с налогами, поэтому сегодня Торн попросил Офелию раздобыть разрешение на проведение спектакля в театре и, если останется время, вручить ему лично в интендантстве.

За время, пока вчера ему помогала, Офелия заметила в Торне куда большую снисходительность, чем пять лет назад. Словно он вернулся не в начало координат, как Ренар, а чуть вперед, и хоть Офелии это изменение было лишь на пользу, чувство недопонимания ситуации не отпускало ее. Помимо возвращения Торну памяти ей предстояло еще и дело Лазаруса, некоторые задачи на Вавилоне и помощь Гектору, ибо с родителями разговор предстоит серьезный. И она понимала, что без Торна рядом решение всех проблем займет немало времени, а насчет достаточного количества своих сил она очень сомневалась.

Она вышла в коридор, наполненный высокими шторами из плотных тканей и широкими решетчатыми окнами с видом на внутренний двор поместья Беренильды, где уже опали все листья, а тропинки покрылись редким слоем снега. В конце коридора висело широкое зеркало, кончалось оно на пояснице Офелии, но ей было некогда искать полноразмерное. Она подошла к зеркалу и перешагнула через него словно через паркан, подумав и оказавшись за кулисами театра в считанные секунды, не замешкавшись.

Офелия ощутила дощатый пол под ногами и развернулась лицом к закулисью. Оно не изменилось: все такой же темный занавес и сиденья, плотно поставленные друг к другу. Партер уже был при параде, хоть до показа оставалась пара недель, – монсеньор сидит на партере. Амфитеатр, где сейчас сидело несколько человек, бельэтаж, где пять лет назад сидел Торн, угрюмо глядевший на спектакль с Офелией в главной роли.

Возле амфитеатра Офелия увидела женщину в строгих очках и мигом догадалась, что именно она нужна была Офелии: в ее руке находилась папка с документами. Она вышла из-за кулис и стремительно пересекла сцену, ловя чувство дежавю. Остальные обратили на нее внимание, глядя все так же безразлично, как если бы смотрели сквозь Офелию. Она спустилась по ступенькам вниз и миновала партер, вспоминая Фарука в окружении ласк своих фавориток, пока не оказалась к женщине в деловом костюме и с папкой лицом к лицу.