Три товарища

— Не знаю, как у нее пойдут дела. Может, морфий и не понадобится. Несмотря ни на что, я все-таки не теряю надежды. Но стоит мне остаться одному, и надежда улетучивается. Я не хочу, чтобы она страдала, Отто, чтобы превратилась в сплошной сгусток боли. Возможно, они и сами будут давать ей морфий, но если я смогу ей помочь, мне будет спокойнее.

— Значит, морфий тебе нужен только для этого? — спросил Кестер.

— Только для этого, Отто. Поверь мне. Иначе я бы тебе ничего не сказал.

Он кивнул.

— Нас уже только двое, — медленно проговорил он.

— Да, только двое.

— Ладно, Робби.

Мы вышли в холл, и вскоре я привел туда Пат. Потом быстро поужинали — небо все больше затягивалось облаками. Кестер выкатил «Карла» из гаража и остановился у подъезда.

— Ну, Робби, всего тебе хорошего, — сказал он.

— И тебе, Отто.

— До свидания, Пат. — Он протянул ей руку, глядя в ее глаза. — Весной приеду за вами.

— Прощайте, Кестер. — Пат задержала его руку в своей. — Я так рада, что еще раз увиделась с вами. Привет от меня Готтфриду Ленцу.

— Передам, — сказал Кестер.

Она все не отпускала его руку. Ее губы дрожали. Вдруг она подошла к нему вплотную и поцеловала.

— Прощайте, — пробормотала она сдавленным голосом.

Лицо Кестера словно озарилось ярко-красным пламенем. Он хотел еще что-то сказать, но отвернулся, сел в машину, рванул с места и, не оборачиваясь, понесся вниз по спиральной дороге. Мы глядели ему вслед. Машина прогрохотала по главной улице деревни и пошла крутыми виражами вверх. Бледный свет фар скользил по серому снегу… Одинокий светлячок. На вершине подъема Кестер остановился, встал перед радиатором и помахал нам рукой. Его темный силуэт выделялся на фоне света фар. Потом он исчез, и мы еще долго слышали замирающее гудение мотора.

* * *

Пат стояла, подавшись вперед, и вслушивалась, покуда что-то еще было слышно. Потом повернулась ко мне.

— Значит, отплыл последний корабль, Робби.

— Предпоследний, — возразил я. — Последним буду я. И ты знаешь, какой у меня план? Хочу подыскать себе другую якорную стоянку. Комната во флигеле перестала мне нравиться. Не вижу, почему бы нам с тобой не поселиться рядом. Я попытаюсь получить комнату поблизости от тебя.

Она улыбнулась.

— Исключено! Не дадут! Как ты этого добьешься?

— А если добьюсь, будешь довольна?

— Что за вопрос, милый! Это было бы просто чудесно! Совсем как у фрау Залевски!

— Ладно, тогда дай-ка мне поработать с полчасика.

— Хорошо. А мы с Антонио сыграем пока в шахматы. Меня здесь научили.

Я пошел в контору и заявил, что остаюсь на продолжительный срок и желал бы поселиться на том же этаже, где живет Пат. Пожилая плоскогрудая дама возмущенно посмотрела на меня и отклонила мою просьбу, ссылаясь на правила внутреннего распорядка.

— Кто составил эти правила? — спросил я.

— Дирекция, — ответила дама и разгладила складки на своем платье.

Наконец она довольно неохотно сообщила мне, что исключения допускаются только с разрешения главного врача.

— Но он уже ушел, — добавила она. — А тревожить его вечером, дома, можно только по служебным делам.

— Хорошо, — сказал я, — тогда я и потревожу его по делам службы: по вопросу о внутреннем распорядке.

Главный врач жил в домике рядом с санаторием. Он немедленно меня принял и сразу же дал просимое мною разрешение.

— Вот уж не думал, что все получится так легко. Начало было совсем другим, — сказал я.

Он рассмеялся.

— Понимаю. Видимо, вы напоролись на старую Рексрот. Ничего, сейчас я ей позвоню.

Я вернулся в контору. Увидев вызывающее выражение моего лица, старая Рексрот не без достоинства удалилась. Я договорился обо всем с секретаршей и поручил коридорному перенести ко мне в комнату мой багаж, а затем доставить туда несколько бутылок со спиртным. Потом я пошел в холл, где меня ждала Пат.

— Удалось? — спросила она.

— Еще нет, но через два-три дня все будет в порядке.

— Жаль. — Она опрокинула шахматные фигуры и встала.

— Что будем делать? — спросил я. — Пойдем в бар?

— По вечерам мы часто играем в карты, — сказал Антонио. — Скоро задует фен — это уже чувствуется. И тогда карты — самое милое дело.

— Ты играешь в карты, Пат? — удивился я. — Во что же? В подкидного? Или, может, пасьянсы раскладываешь?

— В покер, дорогой мой, — заявила Пат.

Я рассмеялся.

— Правда, правда, она играет, — сказал Антонио. — Но очень уж отчаянно. Блефует напропалую.

— Я и сам так играю, — ответил я.

— Значит, давайте попробуем.

Мы сели в уголок и начали играть. Пат совсем неплохо разбиралась в тонкостях покера и действительно блефовала так, что, как говорится, клочья летели. Через час Антонио показал на пейзаж перед окном. Шел снег. Густые хлопья медленно, словно нехотя, почти отвесно падали на землю.

— Полное безветрие, — сказал Антонио. — Значит, снега будет много.

— Где сейчас может быть Кестер? — спросила Пат.

— Уже за главным перевалом, — сказал я.

На минуту мне отчетливо представился «Карл», и в нем Кестер, и как они мчатся сквозь эту белую ночь, и вдруг все показалось мне каким-то нереальным — и то, что я тут сижу вместе с Пат, а Отто где-то в пути. Счастливая, уперев руку с картами в край стола, она улыбалась мне.