Фреда зарделась от смущения, но начала рассказывать. Скафлок слушал ее с недоумением. Имя Орма ничего для него не значило, ибо Имрик всегда уверял пасынка, что похитил его в западных краях. К тому же он воспитывал Скафлока так, чтобы тому и в голову не пришло интересоваться своим происхождением. Что касается Вальгарда, то, по словам Фреды, он был ее братом и сошел с ума. Скафлок почуял в берсерке нелюдя, но, занятый множеством дел, в том числе заботой о Фреде, не стал задумываться над своими ощущениями и решил для себя, что Вальгард одержим демоном. Сходство между ними он приписывал воздействию колдовских чар, которые зачем-то потребовалось наложить на Вальгарда Иллреде. И потом, с кем из эльфов ни заговаривал Скафлок, никто как будто не заметил этого сходства. То ли воинам попросту некогда было глядеть по сторонам, то ли Скафлоку привиделось… В общем, ерунда.
Фреда тоже не думала об этом, потому что для нее они разительно отличались друг от друга. Глаза, губы, лица, походка, речь, манеры, мысли – все было настолько разным, что она едва ли придавала значение одинаковому росту и сложению. Быть может, осенило ее вдруг, у них был общий предок – какой-нибудь дан, что провел лето в Англии сотню лет тому назад.
Размышляла она, впрочем, недолго. Снадобье, которым поил ее Скафлок, притупляло чувства, но не могло стереть из памяти все случившееся. Горе настойчиво напоминало о себе, и свой рассказ Фреда закончила в слезах, прильнув к груди юноши.
– Мертвы! – воскликнула она. – Мертвы все до единого, кроме Вальгарда и меня! Я… я видела, как он убил отца и Асмунда, когда Кетиль уже погиб. Я видела, как мама упала к его ногам, как он зарубил Асгерд. Я осталась совсем одна. О, как хотела бы я умереть вместо… Ох, мама, мама!
– Ну не плачь, – грубовато утешил ее Скафлок. Эльфы не научили его, как вести себя в таких случаях. – Ты цела и невредима, а Вальгарда я разыщу и отомщу ему за твоих родичей.
– Что с того? Подворье Орма сгорело дотла, из рода его выжили безумец да нищенка. – Дрожа, она прижалась к юноше. – Помоги мне, Скафлок! Я презираю себя за трусость, но мне страшно… Мне страшно быть одной!
Он потрепал ее по волосам, а другой рукой взял за подбородок и посмотрел ей в глаза.
– Ты не одна, – пробормотал он и нежно поцеловал ее. Она ответила на его поцелуи, ее губы были мягкими, теплыми и солеными от слез.
– Выпей, – предложил он, протягивая ей кубок с вином.
Она сделала несколько глотков и свернулась калачиком в его объятиях. Он ласкал ее и успокаивал, как умел, ибо ему казалось верхом несправедливости то, что она несчастна, и потому прошептал еле слышно заклинания, которые прогоняли тоску и печаль.
Фреда вспомнила, что она – дочь Орма Силача и что отец ее был человек сурового, непреклонного нрава, который говорил своим детям такие слова: «От судьбы не убежишь, но встречать ее надо мужественно».
Она села прямо и сказала Скафлоку:
– Спасибо тебе за твою доброту. Я в порядке.
Он хмыкнул:
– Тогда самое время перекусить.
Но сначала нужно было переодеться. Скафлок подал девушке прозрачное, невесомое платье из тех, какие шьют и носят эльфийки. Она покраснела, ибо платье это мало что скрывало, но с удовольствием надела на руки тяжелые золотые браслеты, а Скафлок увенчал ее переливчатой бриллиантовой диадемой.
Они вышли в длинный коридор, который проявился не сразу, а постепенно, как бы наливаясь красками. Вдоль мраморных стен тянулись рядами колонны, рисунки и узоры на шпалерах и коврах медленно изменялись, словно в диковинном танце.
Навстречу им то и дело попадались рабы-гоблины, зеленокожие и приземистые, но все же привлекательные на вид. Один раз Фреда с криком вцепилась в руку Скафлока: мимо них проскользнул желтый призрак с канделябром. Потом они увидели карлика, который семенил по коридору, выставив перед собой щит.
– Кто это? – прошептала Фреда.
Скафлок усмехнулся:
– Катайский шен.[25] Мы захватили его в одном из набегов. Он сильный, и из него получился хороший раб. Но такие, как он, могут ходить только по прямой, вот он и носит щит, чтобы не ударяться о стены.
Фреда засмеялась. Скафлок восторженно слушал ее звонкий смех. В смехе эльфиек всегда таилась злобная насмешка, но улыбка Фреды похожа была на светлое весеннее утро.
Они отведали изысканных яств. За столом, кроме них, никого не было. Откуда-то доносилась негромкая музыка. Скафлок сказал:
Она потупила глаза, чувствуя, как на щеках вновь выступает румянец, и не смогла сдержать улыбку.
Но тут же ее охватило раскаяние.
– Не пристало мне веселиться, когда мертвы мои родичи. Сломалось то дерево, что укрывало землю своими ветвями, и ветер гуляет в пустынных полях… – Оборвав себя, она сказала просто: – Мы все что-то теряем, когда уходят хорошие люди.