Три пункта бытия

Она сделала распоряжение со всей строгостью, и две пожилые библиотекарши, почувствовав себя уличенными в глупых шалостях, заметно смутились; одна — среднего возраста — с удивлением с ног до головы осмотрела Ирину Викторовну: «Вот командир так командир!», а девочка чуть не заплакала потому, что веселый спектакль был прерван на середине... Все они тотчас разошлись по своим рабочим местам, а Василий Никандрович, когда они остались в кладовой вдвоем, учтиво поблагодарил Ирину Викторовну за то, что та проявила государственную мудрость.

Ирина Викторовна не без вызова сказала:

— Для вас-то, Василий Никандрович? Для вас — любое исключение!

Тогда он положил очень крупную, мужскую руку на ее плечо:

— Добро за добро: в любой момент готов отвезти вас на побывку к вашей тетушке.

— В среду! — ответила она, не слыша себя. — После работы!

Глава пятая ЖИЛПЛОЩАДЬ ТЕТУШКИ МАРИНЫ

А ведь у Ирины Викторовны действительно была тетушка. Тетушка Марина.

Другое дело, что она жила совсем не в том районе, в котором жил Никандров, но все равно она жила на свете.

При этом ночевать у тетушки, а тем более помогать ей и ухаживать за нею не было ни малейшей необходимости, она сама в свои семьдесят помогала двум почти что пятидесятилетним сыновьям, и вовсе не по-стариковски, а вполне серьезно помогала: по вечерам неустанно ходила из квартиры в квартиру жителей Советского района и страховала их от смерти и увечий, а имущество — от огня и, кажется, всех других бедствий.

Импозантная фигура тетушки Марины, а еще, должно быть, ее глубокая убежденность в жизненной необходимости страхования, всегда производили неотразимое впечатление, и тетушка из квартала в квартал, из года в год, из десятилетия в десятилетие перевыполняла план и была на самом лучшем счету в районной инспекции Госстраха.

К племяннице тетушка Марина относилась сочувственно и в каждую их встречу — один, редко два раза в год — непременно спрашивала:

— А не надо ли тебе, милая, чем-нибудь помочь?

Она была старшей сестрой покойной матери Ирины Викторовны, и мать, бывало, тоже редко, но вспоминала о Марине так:

— Что-то давно не виделись. А надо посоветоваться с Мариной. Обязательно!

Младшая сестра ушла из жизни уже давно, почти молодой, старшая — осталась, и уже в этом заключалась какая-то мудрость тетушки, какое-то ее преимущество.

Давно, Иришка была еще студенткой, тетушка Марина убедительно объясняла своей младшей сестре:

— Все дело в том, что ты, милая, все на свете перепутала! Все-все! Вечно у тебя любовь — к мужу, к детям, к людям... А это — ерунда! Любви нет, есть обязанности. Перед мужем, перед детьми, перед людьми... Нужно отдавать себе в этом отчет умом и даже — сердцем. И все встанет на свои места. Ты существуешь, ты — человек, и поэтому ты обязана, обязана и обязана! Без конца! А любовь?! Что такое? Рабочая лошадь тоже любит своего хозяина... Но лошадь — это другое дело, это существо безотчетное! Она не думает, поэтому и любит...

Вот эту тетушки Марины мораль Ирина Викторовна знала давно, поняла же сравнительно недавно, несколько месяцев назад, когда вся семья Мансуровых долго болела гриппом с разными осложнениями. Болел «сам», болел Аркашка, болела свекровь, жестоко болела Ирина Викторовна. Но в то время как все лежали и стонали, Ирина Викторовна держалась на ногах и за всеми ухаживала. А почему держалась? Почему за всеми ухаживала? Ведь по-настоящему она любила только одного: Аркашку, к Мансурову-Курильскому относилась сносно, а еще точнее — никак не относилась, свекровь она не любила никогда, при всем том, что уважала и ценила ее больше других. Спрашивается — в чем же дело? Почему она с одинаковым рвением ухаживала за всеми, чувствуя, какой страшной перегрузке и опасности подвергает свой собственный организм? Потому что: о-бя-зан-ность!..

Слово нескладное, должно быть, древнее, какое-нибудь азиатское, монгольское; служить на службе — обязанность и воспитывать своего ребенка, исполнять любой другой нравственный долг — тоже обязанность. В английском это точное, там в это больше вложено человеческого опыта, там — одно дело исполнять служебные обязанности — другое — быть морально обязанным что-то сделать для близкого человека — а тут, когда Ирина Викторовна не могла стоять на ногах, а все-таки стояла, она стояла исключительно на о-бя-зан-ности; во всех смыслах, в том числе — и в азиатском.

Этот азиатский или какой-то другой смысл в последнее время был особенно страшноват: начиная с того новогоднего вечера у Канунниковых, когда «произошло все», произошло, кажется, и исчезновение Мансурова-Курильского: он, как всегда, был рядом с нею и в то же время его больше не было, вообще не было, он ею не замечался, не попадал в ее поле зрения...

Но случись так, — об этом Ирина Викторовна знала, — случись, так, что Мансуров-Курильский завтра серьезно заболеет, — она все забудет, все, что произошло, она днем и ночью будет около него, и в ее поле зрения окажется только он, почти что один, а больше никого... О-бя-зан-ность!