Три пункта бытия

Иванов пошарил в карманах, нашел папиросную коробку. Коробку он скомкал и бросил под черную «Волгу», стоявшую в стороне от огромного скопища других машин. Надо было докурить последнюю папироску. Дело в том, что Иванов курил втихаря от семьи. Уж очень его ругали за курево: жена, невестка, внук, внучка. Сын и тот поругивал, правда, поменьше других. Вот он и скрывался, Иванов, словно мальчишка, и позволял себе эту роскошь только где-нибудь в отъезде. Нынешняя командировка была неудачной, зато уж он покурил, так покурил — вволю!

Потом он еще о чем-то поговорил с Жуковским, не запомнилось, о чем именно. Кажется, возник вопрос: а экипаж какого рейса полетит сейчас в Н-ск? Сначала Иванов подумал, что обязательно 161-го, а рейс 131 освободится, но тут засомневался: может быть, не так, может, экипажу 161-го позвонят по домам, чтобы он совсем не приезжал в аэропорт, рейс выполнит экипаж 131-го? Как тут решит диспетчер? Иванов не знал, но догадка расстроила его: он уже считал рейс 131-й своим, родным рейсом, а тут чужими руками жар загребут посторонние люди? И не его, а другая какая-то стюардесса сообщит милому, что она свободна, как птица? «Нехорошо! — упрекнул ее Иванов. — Нехорошо строить собственное счастье на чужой счет!»

Впрочем, и еще думал Иванов — напрасно он отвлекается в сторону от пассажирского состояния, как будто вопрос с его полетом решен окончательно и бесповоротно. Совсем напрасно — мало ли что может быть? Мало ли что, если к тому же что-нибудь проворонишь? Например, припозднишься к посадке на объединенный рейс? Не исключено ведь, что на объединенный пассажиров будет несколько больше нормы, и тогда все припозднившиеся окажутся в положении тех пяти пассажиров из соседней очереди, которые ждали свой рейс четырнадцать часов, а потом опоздали.

Не годится! И, докурив папироску, Иванов подался в вокзал, поближе к посадочной галерее.

Кто-кто, а заслуженный пассажир республики не мог позволить себе промахнуться в какой-то мелочи, а потом расхлебывать непростительную промашку.

А вообще-то вокзалы, вокзальные толпы Иванову очень не нравились, они словно эпицентры, от которых толкучка, да как бы и не все прочие неразберихи распространяются на весь мир... Такое вот твердое ощущение. Кроме того, в аэропортовской толпе Иванову всегда какое-то неприятное испытание выходило. Наказание от кого-то и за что-то — неизвестно от кого, за что. Здесь, в толпе, Иванову очень хотелось распорядиться, навести порядок или хотя бы громко о беспорядке говорить, но толпе все эти ивановские желания до лампочки, она словно без беспорядка и не может, к тому же ей наплевать — начальник Иванов или совсем никакой не начальник!

Нынче, улыбаясь, Иванова встретил в аэропорту Жуковский — замечательная улыбка, добрая, успокаивающая! — она и сгладила неприятное впечатление, но все равно в принципе Иванов эпицентры не любит — чего в них может быть хорошего?

Он и не промахнулся. Нисколько.

Все его соображения подтвердились: рейс 131-й вылетел минута в минуту по расписанию 161-го.

«Очень...» — подумал он, лишь только самолет оторвался от земли. Но тут же и забыл, а что именно очень-то?

Потом пришло: очень, очень неприятный разговор предстоит ему с начальником управления.

Иванов тоже ведь начальник не маленький, он тоже вызывает подчиненных и отчитывает их, и даже лишает их квартальной премии — были и такие случаи, были...

И голос у Иванова серьезный. И внешность — внешности ему хватало вполне в его служебном кабинете с окном во всю стену, с зелеными занавесками, с полированными стульями.

И «Волга» у него темного цвета, почти что черная — в основном в его распоряжении. В основном — это значит не полностью, еще нашелся причиндал один, тот иной раз той же «Волгой» пользовался.

Так вот, так же запросто, как нашелся этот причиндал, находятся и начальники, которые прекрасно знают, что они не правы, когда отчитывают на все корки: своих заместителей, а все-таки отчитывают! Да ведь еще как! С какой выдумкой! С каким смаком! Чем больше он не прав, тем у него больше и выдумки и смака!

«А я-то на тебя понадеялся! Я-то думал, что ты... Нет, уж — в другой раз буду знать...»

«Придется телеграфно запросить министерство: «Поскольку нашему представителю товарищу Иванову не были даны указания, просим письменно разъяснить следующие пункты...»

«У тебя скоро отчет на бюро, Иванов... Как-то ты посмотришь в глаза товарищам? И — массам».

И пошла, и пошла писать история!

Да что там и говорить — Петраковский, он таковский... И управделами у него тоже таковская, даром что носик-кнопочка!

Но тут и утешение настало то самое, которого он так долго ждал: самолет лег на курс и полетел, полетел высоко, легко, плавно. Вошел в присущее ему движение, ради которого он был создан.

Вот так: ты сидишь, ничего не делаешь, не затрачиваешь энергии, а цель между тем неуклонно приближается — это ли не самая суть пассажирства? И не его притягательность?!