Он все время должен был быть рядом, но почти все время его не было, он отсутствовал... Примерно так же, как отсутствовал в какой-то неизвестной стороне сам Дроздов, когда смотрел на остров S и на Антонину Петровну, прогуливающуюся по острову с веничком в руке.
Однако же Оська превысил все нормативы самовольных отлучек.
«И не стыдно тебе, Оська? Ай-ай-ай-ай-ай!»
У Наташки волосы были уложены в неаккуратную прическу, довольно растрепанные, но красивые — ржаво-коричневого цвета... Этот цвет волос, кажется, вышел из моды, но Наташка твердо его придерживалась. И молодец, так и надо, всегда шел к ней этот цвет... Он и сейчас шел бы к ней еще больше, если бы она не напускала на себя такую строгость. Сколько из-за своей строгости Наташка мучилась еще девчонкой: напустит на себя строгость, и к ней никто не подходит, ни одна подружка, не говоря уже о мальчишках! Сколько мать переубеждала ее, разъясняла, ставила в пример Наташке Юрку, у которого рот всегда был до ушей...
— Оська? Ай-ай!
Солидная медицинская сестра записывала:
Температура 37,2°.
Пульс 52.
Кровяное давление 70—35.
Доктор сказал:
— Будем надеяться! Будем надеяться!
Над открытым морем сначала пронеслись резкие и громкие удары — что-то много раз слышанное... «В домино кто-то играет! В «козла»!» — догадался профессор Дроздов и ничуть не ошибся: в домино играли он сам и Оська.
Неплохо они устроились на верхней палубе своего белоснежного корабля, в тени, под тентом.
Неплохо шел и корабль, рассекая гладь моря, которому обязательно нужно было дать название Синего моря и которое, конечно же, называлось как-нибудь совсем не так — Оранжевым, Зеленым или Пестрым...
Вот и корабли — им тоже не повезло, как только их не называют, какие имена им не выдумывают, а ведь, наверное, среди них нет ни одного под названием «Белый», в то время как подавляющее большинство среди них именно белые... «Да, — вздохнул профессор Дроздов, — да-да, стесняемся реальности, отсюда используем фантазию далеко не по назначению. Заодно уводим себя от истинности предметов». Профессор Дроздов понимал нынче в вопросе ухода от действительности и даже болел за этот вопрос приблизительно так же, как доцент, кандидат медицинских наук, невропатолог Николай Константинович болеет за ленинградский «Зенит», хотя сам не ленинградец, а главное, никогда не считает эту команду способной занять первое место в розыгрыше чемпионата страны.
Это потому, что Николай Константинович — это святой нашего века и уж, во всяком случае, — толстовец, никак не менее!
Конечно, надо бы все-таки показаться Николаю Константиновичу, толстовцу-невропатологу, пожаловаться на плохой сон и еще на что-нибудь...
Он бы, конечно, понял профессора Дроздова.
А кроме Синего Моря и Белого Корабля, двигатели которого работали в ритме, напоминающем работу предсердий и желудочков, вокруг были еще прозрачно-голубая атмосфера и желтое, средних размеров солнце...
— Замешивай! — сказал Оська. — Замешивай, Олешка, мне с твоего замеса неизменно везет!
Дроздов перемешал на гладкой поверхности палубного столика тоже гладкие костяшки домино, и они начали новую игру...
— Зачем ты, Олешка, с самого начала тройку бил? А? — говорил Оська, сосредоточенно думая. — Не надо было с самого начала тройку бить... Нисколько не надо!
— Для меня все-таки самое главное, Оська, еще сколько-нибудь лет провести в кругу семьи и родного коллектива. Несколько лет, а там видно будет...
— А у меня с самого начала четыре дублета было! — ответил Оська. — И я бью пятерку! Вот так! А твое предложение, Олешка, надо провентилировать. Без вентиляции нельзя! Потому что семейный круг и родной коллектив — это серьезно!
— Надо! — согласился профессор Дроздов. — Я думаю, товарищ Боцманов поддержит. Местком будет «за». Главк — «за» тоже. К заму обращаться не будем, не его компетенция. Ректорат...
— По линии ректората вполне может случиться тайное голосование! — заметил Оська. — Вот я вышел в дамки! А вот я закрыл тебя пустышками. И справа и также слева!
— А можно сделать голосование открытым, — заметил профессор Дроздов. — Процедурный вопрос — это тоже серьезно и для этого есть ученые секретари. Пусть ученый секретарь подумает.
— Еще есть медицина, — напомнил Оська. — Она что скажет?
— Сделать, она не все сделает, — пояснил Оське Дроздов, — зато сказать может все. В том числе и то, что нужно... Кто же у нас опять заходчик? — поинтересовался он, поскольку партия снова была им проиграна.
— Заходчик я. А замешивай ты, мне с твоего замеса неизменно везет.
Замесили, начали новую, и Оська спросил по существу:
— Сам что скажешь, Олешка? Скажи что-нибудь насчет Куклы? А?
Значит, Оська видел все, что происходило на острове S, хотя он там и отсутствовал. Профессор отчасти смутился.
— В щелку подглядывал? — спросил он Оську.
— Просто так видел. Благодаря пространству. Только не с той стороны, с которой был ты, а совсем с другой.
— Пожилой женщине родной человек преподносит Куклу! Какая тут может быть дальновидность?
— Я хожу с пятерки, а почему ты отпираешься от своей дальновидности? Тем более — от своей собственной фантазии?