Три повести

Была жаркая солнечная погода. Сначала шли мы под гору. Идти было легко, и я не замечала, много ли мы прошли. Вера Коблуховна сообщала мне названия речушек и холмов, которые попадались нам на пути. Названия показались мне очень древними, за каждым из них стояло имя какого-нибудь человека, очевидно старейшего в роду. Даже родники имели названия. Например: речка Сымсы́ма, родник Дашаны́квы, холм Гада́ры…

Нас обогнала грузовая машина. Шофер и не подумал притормозить, подвезти нас. Правда, мы и не пытались останавливать его. Смыр сказала, что все-таки порядочный шофер должен был бы затормозить. Потом нас нагнал трактор. Страшно шумя и дымя, он быстро катил на высоких задних колесах, рядом с которыми передние казались крошечными. Тракторист помахал нам шутливо рукой и указал на место рядом с собой.

— Провались ты! — сказала Смыр.

— На вас не угодишь, — заметила я.

— Сдался он мне со своим грязным трактором!

Потом начался подъем на гору по неимоверно крутой тропе. Вот где я намаялась со своими высокими каблуками! Смыр взяла меня под руку, и мы вдвоем поползли вверх.

— Скоро привыкнете, — утешила она меня.

Но чем выше мы поднимались мимо невообразимо желтых и серых скал, тем живописнее становился пейзаж. Я не выдержала и заговорила стихами из пушкинского «Кавказа».

— Ничего красивого не вижу, — сказала Смыр, тяжело дыша. — Куда лучше асфальт. Ходишь себе, даже ног не замочишь.

— Вы не чувствуете поэзии, — пошутила я.

— Посмотрим, как заговорите, когда польют дожди и тучи сядут вам на плечи, словно огромные орлы.

Вдруг из-за отвесного склона с шумом выпорхнул орел. Я так и обомлела. Огромный орел с пропеллером над головой!

— Это Омеркедж-ипа, — равнодушно сказала Смыр. — Он летает на Хана́у-яшта.

Вертолет прошел на уровне наших ног и скрылся в глубокой пропасти.

— Я знаю его брата, — сказала я.

— Его брата?

— Он подвез меня на своем грузовике.

Смыр прищелкнула языком:

— Этот Омеркедж-ипа — красавец. Увидите — влюбитесь.

— Тоже скажете!

Мы все шли и шли, а конца пути не предвиделось. Смыр все твердила: «Скоро, скоро, за поворотом». Мы идем, а поворотов не счесть. Но я была предовольна: не повидать всех этих красот просто грешно. Люди покупают себе путевки, тратят сбережения, чтобы полюбоваться горами, а я вижу их и любуюсь по месту службы, мне за это еще и денежки платят.

Дубовая Роща лежала внизу, размыканная на хутора и одинокие дворики. На зеленом ковре — серые четырехугольники крыш. И только одна из них выделялась своим цветом — крыша сельского Совета.

К великому своему удовольствию, меж гор я разглядела кусочек бирюзы. Сначала не верилось, что это море. Но Смыр убедила меня, что это именно море. Казалось, я взошла на крышу мира: подо мною море, подо мною горы и пропасти, отсюда вижу рождение рек и ледников. Незабываемая картина!.. А как легко дышалось! Воздух сам струился в легкие, и от него кружилась голова, — так он был свеж и чист!

Дом колхозного бригадира Смыра стоял в конце небольшого зеленого двора. Трава казалась специально подстриженной, необычной, декоративной. Это был зеленый ковер. По периметру, вдоль плетня, красовались молодые яблони и груши.

У ворот нас встретил важный курлыкающий индюк. Хозяин и еще какие-то мужчины и женщины спешили нам навстречу.

Мужчины здоровались за руку, женщины целовали меня. Надо знать, что здесь считается неприличным чмокать в губы, а следует осторожно прикладываться щекой к правому плечу или к шее. Кое с кем я уже была знакома. Здесь оказались председатель сельского Совета и бригадир Бутба, тот самый толстяк, который провожал меня на квартиру.

— Скоро придет и ваш директор, — сообщили мне. — И председатель колхоза тоже придет.

Пока собирались приглашенные, мужчины играли в нарды — восточную игру, которую я наблюдала впервые. Чтобы играть было интереснее, делались небольшие денежные ставки. Женщины сновали возле постройки, стоящей поодаль от дома. Судя по дыму и запахам, доносившимся оттуда, это была кухонька.

Я оказалась в центре внимания. Меня всячески пытались развлекать, а это вовсе не нужно было, потому что все для меня казалось новым и любопытным.

— У вас нынче много гостей, — сказала я Вере Коблуховне.

— Этот обед в вашу честь, — объяснила она. — Вы же гостья наша. И вы должны покориться своей участи.

Ничего другого не оставалось, как примириться с этим. Признаться, очень утомительно, когда тебя изо всех сил развлекают.

Чтобы выйти из неловкого положения, в которое невольно попала, я решила пойти на кухню и посмотреть, что там делается. А там взяла полотенце и стала вытирать мокрые тарелки. Как мне потом рассказали, я вызвала целую сенсацию: вот, дескать, горожанка, а черной работы не чурается, сама в гостях, а ведет себя словно родственница. А еще я узнала, что своим поведением снискала славу первой невесты на селе. Слава довольно сомнительная, если принять во внимание, что я всегда презирала наивных девушек, которые выставляют себя в качестве готовеньких невест. Но, видит бог, все произошло помимо моей воли.