Поезд мчался дальше, вынырнув из подводного туннеля на французские равнины. Вскоре они прибыли в Париж и пересели на поезд до Марселя, где Мэб рассчитывала сесть на корабль, плывущего в Африку или на Канарские острова, а возможно и на лодку, которая никогда не пристанет к другому берегу, а будет просто плыть и плыть, а потому волки их никогда не достанут. Но когда они добрались до порта в Марселе, то узнали, что следующий пассажирский корабль отправится в путь только на рассвете. Место назначения: Тунис.
Подступала ночь.
Мэб знала, что там в Лондоне в темных укромных уголках вот‑вот должны проснуться охотники. Спали они, наверное, в своих человеческих ипостасях, как они обычно делали в Тэджбеле. Ерезав и Исвант наверняка среди тех охотников, фавориты Королевы. Они походили на животных, и неважно какая ипостась у них была: волка, человека или вороны. Они создавали злобных воронов и выбирали человеческие глаза только для того, чтобы смотреть на них. Да и Королева собственной персоной будет, не волком, но женщиной. Она может оседлать одного из своих волков, впившись длинными пальцами в загривок животного. Мэб содрогнулась, представив Королеву верхом на одном из своих массивных черных зверей. Она знала, что охотники не смогут добраться до Марселя в одночасье, у них есть еще время, но вид восходящей луны вызвал в ее душе панику.
— Пойдем, — сказала мать, схватив Эсме за руку.
Они нашли отель и сняли номер под самой крышей, на чердаке. В номере имелось круглое окошко с видом на гавань и одна большая кровать. Мэб и Эсме кое‑как устроились на ней. Было очень тесно. Они сожгли любовный роман, который кто‑то оставил в номере и рассыпали пепел вокруг кровати, оставив немного в пригоршне кулаков и на коленях, прикрытых ночной сорочкой, готовые в любой момент сбросить его.
— Пепел сжигает их, — сказала Мэб Эсме.
— Почему? — спросила Эсме, глядя на свои испачканные пальцы. Она обнаружила, что ей неприятно чувствовать пепел на коже.
— Не знаю. Они ненавидят огонь. Пока я не ушла от них, не знала, что такое огонь.
Они умолкли. И долгое время молчали, прислушиваясь.
В итоге Эсме уснула и ей грезилась луна в обрамлении круглой каменной рамы окна, и ложе из меха, и раскрывающиеся серебренные веки, обнажившие настоящие глаза, липкие, налитые кровью. Ей снилось, как к ее губам прижимались теплые губы, и на вкус они были как речная вода, и увидела снежинки, застрявшие в длинных темных волосах. Она проснулась и вслушалась в темноту, но не услышала никакого воя волков, только шум города.
Мэб не спала всю ночь, а ее глаза были стеклянными от усталости.
— Пора уходить, — сказала она.
Занимался рассвет. Рванное кружево тьмы все еще висело над городом, словно ночь, подобно мрачной невесте силком тащила себя к горизонту, замыкая призрачный свадебный картеж. Они поспешили по коротким кварталам к набережной и слились с горсткой пассажиров, ожидавших посадки на корабль. Минуты тянулись, а рассвет все набирал силу, отвоевывая неба себе все больше и больше, пока Мэб и Эсме не начали верить, что им удастся сбежать.
Первое завывание, исходило откуда‑то издалека, жуткий звук, который мог быть чем угодно: сиреной или убитой горем женщиной. Но Мэб с Эсме знали, что это нечто совершенно иное. Они чувствовали это своими позвоночниками и душами. Они закружились, вслушиваясь, вглядываясь, в поисках источника. Следующий вой раздался ближе, а последующий еще ближе.
— Мама, они приближаются! — крикнула Эсме, и Мэб услышала в ее голосе волнение. Их лица раскраснелись.
— Эсме! — резко окликнула Мэб дочь и схватила ее за руку. Пассажиры, неуклюже перебирая ногами, взбирались по узкому трапу на корабль. Женщина, расталкивая людей, волокла дочь за собой. Наконец ей удалось сунуть в руку матроса билет и оказаться на борту, следом по широкому проходу палубы, вслед им посыпались ленивые проклятья. Она направилась к двери, которая вела внутрь, но Эсме вырвалась и бросилась к перилам. Девушка вцепилась в них и обшарила взглядом омытую рассветом набережную.
На мгновение взгляд Мэб застыл на дочери, такой легкой и стройной, с отрезанными волосами и лебединой шеей. Ее кожа почти сияла благодаря неизменному очарованию юности. Она протянула руку и сдвинула повязку с глаза. Голубой глаз блестел как стеклышко. Она вскрикнула и ткнула пальцем вдаль.
— Мама! Там!
Мэб судорожно проследила взглядом за указательным пальцем, и в тот же миг, когда раздались из доков первые обрывочные крики, она увидела их. Черные, стремительные, огромные. По лицу Мэб потекли слезы. Она оторвала руки Эсме от перил и потащила дочь через дверной проем. Она сделала шаг, пытаясь спуститься вниз по коридору. Эсме отступила, оглянулась и в ужасе застыла.
Но Мэб потащила ее за собой. Они спускались все ниже и ниже. Корабль представлял собой лабиринт. Вой, который казалось затих, когда они оказались в брюхе корабля, заполненного пассажирами, теперь отдавался нереальным эхом. Волки попали внутрь. Неистовая Мэб нашла пустую комнатушку, затащила в нее Эсме, и закрыла за ними тяжелую дверь.