Три последних самодержца

8 июля преображенцы стали готовиться к выступлению в Петергоф для несения там караула. Вечером солдаты более чем в предыдущие дни кричали «на родину», и к этим крикам еще прибавилось: «Не пойдем, а поедем». Старицкому, который был дежурный по полку, об этом было доложено. Он пошел к людям и объяснил им, что полк пойдет в пешем строю, что это делается с целью приучить их к ходьбе для военного времени. Солдаты разошлись спокойно, он же сам, сообщив о происшедшем заместителю командира полка Трубецкому и ротным, лег спать. Ночь прошла спокойно. В 5 часов утра полк в полном порядке вышел из Красного и в полном порядке пришел в Петергоф. Вечером фельдфебель роты Старицкого пришел ему сказать, что люди неспокойны, что собрались в манеже. Старицкий вместе со своим помощником пошел в манеж, двери которого оказались запертыми, но по требованию Старицкого были отперты. Там было от 100 до 150 человек. Все они были в приподнятом настроении, и, на приказание Старицкого разойтись, никто не тронулся с места. Когда Старицкий вошел в манеж и спросил солдат, почему у них такое сборище, ответ был: «Пришли потолковать о своих нуждах». Послышались единодушные голоса: «Долой Старицкого! Вон сыщика!» (это последнее было говорено по поводу того следствия, которое было поручено Старицкому в полку). Других угроз не было. Старицкий стал искать глазами людей своей роты, но ни одного не увидел. Минута была критическая. Медленными шагами, с остановками, он начал уходить с Астафьевым. Тогда раздались крики «стой!». Но этому крику он не внял и с остановками вышел. После этого в лагере водворилась тишина, — солдаты разошлись.

Полковой командир Гадон сообщил об этом начальнику дивизии Озерову, тот корпусному командиру Васильчикову, который, в свою очередь, доложил вел. кн. Николаю Николаевичу. От вел. кн. Николая Николаевича дано было знать, что для беседы с солдатами приедет Озеров. Озерову дано было приказание говорить с солдатами самым миролюбивым образом, не поднимая разговора о вчерашней сходке и об их криках. По приезде в полк Озеров удалил всех офицеров и начал беседу с солдатами с того, что он приехал к ним не как начальство, а как товарищ, чтобы они были с ним вполне откровенны. что никаких взысканий на них наложено не будет. Солдаты заявили, что свои требования они предъявят на бумаге, и написали 16 пунктов. Когда Озеров затем передал весь свой разговор с солдатами Гадону и ротным командирам, все пришли в ужас. Гадон и офицеры отлично знали, кто мутит в полку, и находили, что этих лиц надо арестовать, но теперь было обещано, что никому никакого наказания не будет. Ротные командиры отправились в роты разбирать предъявленные солдатами пункты. Многие из солдат не все понимали, что там написано, но все единодушно стояли за один пункт, что «землицу» дать надо.

Гадон отправился подать свою отставку, первым же подал в отставку Старицкий, которому солдаты кричали «вон»… Он находил, что при таких условиях, когда солдатам даже внушения не было сделано, оставаться в полку ему немыслимо. Это происходило 10-го числа. Отставка Гадона принята не была. Царь его принял ласково и сказал ему, что ему ничего не угрожает.

В это время полковые смутьяны Басин и Прытков во время бесед ротных с солдатами смело себя держали. Понимая, что если этих двух лиц не арестовать, то опять возникнут митинги, 9-го числа дано было знать об этом вел. кн. Николаю Николаевичу, который в эту минуту находился у своей дамы сердца Потоцкой. Оттуда он снесся с царем и известил командира Гадона, что сделаны распоряжения, что из Красного Села уже отправлено войско, всякого рода оружие с пулеметами, чтобы увезти из Петергофа преображенцев. Все офицеры пришли в ужас от этого сообщения. Гадон доложил вел. князю, что никакого возмущения нет, что полк в данную минуту на учении и в нем все спокойно. Он получил на это ответ:

«Que voulez-vous que je fasse? C’est la volonte de monsieur d’en haut» (Как, по-вашему, я должен поступить? Такова воля господина выше(франц.).), т. е. царя. Вот цинизм!

Гадон стал умолять, чтобы остановить войско, которое шло форсированным маршем на разоружение полка. Наконец Гадону удалось уговорить вел. князя позволить ему самому взять оружие у солдат. Тогда он выстроил полк, арестовал сначала Басина и Прыткова. которые спокойно исполнили приказ, а потом взял оружие у тex рот, которые были виноваты. Войска, т. е. пехота, кавалерия, артиллерия и пулеметная рота, остановленные невдалеке от полка, конвоировали затем полк до Красного Села, где было объявлено полку, что мятежные роты с их офицерами ссылаются в село Медведь, где будет произведено следствие над их проступком и затем суд. Под конвоем Финляндского полка преображенцы были отправлены в это село. Финляндцы вели себя по отношению преображенцев с большим тактом, не так, как драгуны, которые всю ночь стояли пикетами вокруг полка, оскорбляли офицеров и солдат, а когда им Преображенские офицеры доказывали, что они не правы, они грубили им.