Три последних самодержца

Была у Максимович. Говорили там про присяжных поверенных, что после заседания своего в Думе они, числом 400 человек, пошли обедать в ресторан. Там кто-то из них провозгласил тост за Мирского. Большинство не приняло этого тоста, сказав, что еще рано пить за его здоровье, так как он еще ничего не сделал. Затем был провозглашен тост за Сазонова (убийцу Плеве), который был принят с горячим единодушием всем собранием. Идет говор, что 28-го готовятся большие уличные беспорядки с красными знаменами и проч.

27 ноября.

Толь говорил, что Плеве не терпел Витте, собирал материалы о его вредности и в день, когда был убит, вез царю документальные данные об изменнике Витте. Со смертью Плеве главный враг Витте был уничтожен, но остаются еще два человека, которые для Витте являются тормозами для его планов, это вел. кн. Сергей Александрович, который его не терпит, и Муравьев, про которого Витте пустил анонимное пасквильное письмо, в котором затрагивается честь Муравьева, и уже идет слух, что Муравьев уходит, и его заместителем называют Нольде, креатуру Витте, который таким образом спускает тоже опасного врага.

Говорили, что вчера на георгиевском празднике царь был мрачен, а молодая царица радужная. Толь так объясняет: что молодая царица уговаривает царя дать конституцию, чтобы обеспечить этим наследнику царство. Валь прямо называет молодую царицу «porte-malheur» (Человеком, приносящим несчастья (франц.).), что она нерусская и осталась нерусской.

Валь с возмущением вспоминал Горемыкина и Н. И. Петрова, который был в то время, что теперь Лопухин в Департаменте полиции; вспоминал, как Петров тогда помешал ему (он в то время был градоначальником) сделать обыск у Калмыковой, дамы сомнительной, которая любила молодых людей вроде Струве («Освобождение»), который и тогда пользовался известной репутацией и с ней жил. Петров по телефону просил Валя не делать обыска у этой дамы. Валь ничего не отвечал, прекратил переговоры. Тогда Петров известил баронессу Икскуль, что это ходатайство у Валя успеха не имело.

Икскульша поспешила про это сообщить Калмыковой, и они успели скрыть все следы. Теперь же дело Департамента полиции еще в худшем положении, чем было прежде; что сыщиков у них нет; что Языков был хотя и глупый, но честный человек, а его заместитель — большая дрянь.

Говорил Валь, что Зубатову предлагал Мирский агентуру за границей, но он отказался, так как языков не знает. Сказал Валь, что всех лучше знает дела Зубатов, но так как это изменник — поражаешься, как Мирский мог его принимать; и вдобавок еще Лопухин, про которого Зубатов очень много знает дурного, выхлопотал ему у Мирского прибавку к пенсии. Он получал раньше 3 тыс. руб., чтобы скрывался и молчал, а теперь будет получать 5 с половиной тыс. без этих условий. От Валя досталось и Клейгельсу, что он виноват, что студенческие беспорядки приняли теперь политическую окраску, что полиция при Клейгельсе вела себя отвратительно.

Про Фуллона рассказ, что один студент возле дома, где находится зал Тенишевского училища, страшно обругал Фуллона; студент не подвергся наказанию, и, когда Фуллон, сев в экипаж, уезжал оттуда, несколько голосов из толпы повторили безнаказанно эту ругань. Из всего этого вышло одно, что Фуллон решил, что он не будет больше показываться толпе.

28 ноября.

Вчера Штюрмер сказал, что, когда здесь был земский съезд, выдающиеся из членов, как Шипов, Петрункевич и подобные, были приглашены к Витте на завтрак, и там очень вольно говорило все это общество.

Акинфов (почетный опекун) говорил, что все анархистское движение идет из Москвы, где его развило неудовольствие вел. князем Сергеем Александровичем, что теперь в Москве внимание всех и вся обращено только на вел. князя Сергея Александровича; полиция только его одного охраняет, для других она не существует, что будет большое благо, когда он уйдет из Москвы. Ссора Мирского с вел. кн. Сергеем Александровичем была из-за евреев, которых вел. князь ненавидит, а Мирский — наоборот.

Сегодня на Невском творились безобразия, но рабочих не было видно, а много женщин. Полиции было видимо-невидимо — и конная, и пешая, и жандармы. Жаконе, которого полиция забрала, не разобрав, кто он, и отвела в участок, рассказывал, что было много раненых, но убитых не было. Толпа была очень большая, она тянулась от Николаевского вокзала вплоть до Адмиралтейства.

Из Порт-Артура печальные вести: все наши суда там погибли.

Максимович, который был у нас сегодня, выглядит очень спокойным, а послезавтра ему придется судить убийцу Плеве, ради которого готовятся в Петербурге большие демонстрации.

29 ноября.

Говорят, что вчера полиция действовала шашками и давала ими удары плашмя, но все-таки раненые оказались.

Грингмут недавно говорил, что два умнейших человека, как Победоносцев и Плеве, оба не умеют разбираться в людях. Все назначения Плеве были неудачны; то же самое можно сказать про Победоносцева, который всегда был и есть дурно окружен людьми с сомнительными нравственными качествами, начиная с Саблера.