Три последних самодержца

Сейчас заходил Суворин прощаться — едет вечером в деревню. Третьего дня он был вызван Плеве, у которого оставался 1 3/4 часа. Присутствовал при этом свидании Зверев. Суворин говорил, что вначале он очень стеснялся, что Плеве как будто его исповедовал, что на исповеди он не был с 1861 года, а вдруг пришлось у Плеве исповедоваться, да еще очень подробно. Но под конец Суворин разошелся, начал горячо говорить про Земский собор и про многое другое. При этом он даже рассмешил Плеве, рассказав про свое свидание с Аксаковым после того, как Лорису не удалось провести Земский собор. Суворин высказывал сожаление, что это не удалось. Аксаков же сказал, что слава богу, что не удалось, так как гр. Н. П. Игнатьев собирался открыть его в храме Спасителя в Москве, в котором предполагалось поставить столы и всех усадить так, чтобы лицом сидели к алтарю. Одно было затруднение — как посадить председателя, ему пришлось бы сидеть спиной к царским вратам. Все так было бы сделано для того, чтобы на этом соборе не говорили — вот почему и слава богу, что это не удалось, — все это Игнатьев испакостил бы. По мнению Суворина (я так поняла), у него после свидания с Плеве явился на Плеве такой взгляд, он его не понял, что он такое — консерватор или либерал. Он — и то и другое — так ему показалось.

23 мая.

Приходил к Е. В. гр. Игнатьев. Вот что мне удалось слышать из их разговора. Он говорил про Китай, что, когда затеяна была война, к нему приезжал гр. Муравьев, который тогда был министром иностранных дел, спросить его совета, как поступить — держать ли себя коллективно с другими державами. Игнатьев ему ответил — отнюдь этого не делать, а сейчас по телеграфу отправил депешу посланнику Гирсу, который болен, спросить об его здоровье и посоветовать ему для поправления оного ехать в Порт-Артур с семьей и там остаться подолее, но отнюдь не принимать участия во взятии Пекина. Игнатьев был и есть против занятия Порт-Артура, у которого бухта прескверная, никуда не годная. Тоже он против построенной Маньчжурской железной дороги — все это будет только пожирать русские деньги. Сказал он, что на его долю выпало провести границу — 10 тыс. верст между Китаем и Россией, что нам не следовало будить этого колосса, который нам теперь готовит много неприятностей. По его мнению, Муравьев был никуда не годный министр иностранных дел, что он его только ради его имени хотел взять в посольство секретарем, а затем Муравьев был назначен министром, приехал к нему и сказал: «Вы хотели меня сделать секретарем, а вот я — министр». Восток был совсем неведом Муравьеву.

24 мая.

Вчера, говоря про войну 1877 года, Игнатьев вспомнил, как приехал в главную квартиру к вел. кн. Николаю Николаевичу Р. А. Фадеев, которому вел. князь начал называть окружающих его лиц. Оказалось, что все были польские фамилии: Непокойчицкий, Кульчицкий, Левицкий и т. д. Тогда Фадеев, услышав все эти имена, воскликнул: «Точно штаб пана Собесского». Игнатьев признает, что много глупого было проделано в ту войну.

1903 год

6 февраля.

Был Мануйлов. Оказывается, что он в Париже занимает должность политического агента Департамента полиции, а Ратаев там прямо по сыскной части. Сперва обе эти должности совмещал в себе Рачковский, который теперь, после отставки, поселился в Брюсселе, чтобы никогда не возвращаться в Россию. Мануйлов приехал к нам от Лопухина (директора Департамента полиции). Шли у них разговоры, между прочим, и о рабочих. По словам Мануйлова, Лопухин допускает, чтобы рабочие сходились, толковали, рассуждали и проч. У него есть во взгляде на рабочих либеральное направление. Насчет статей рабочего Слепова в двух номерах «Моск. Ведомостей» в Департаменте полиции так смотрят, что никакой Слепов тут ни при чем, что обе статьи написаны Тихомировым, к которому с недоверием там относятся.

8 мая.

Много рассказов по поводу убийства 6 мая в Уфе уфимского губернатора Н. М. Богдановича. Третий губернатор, на которого нигилисты поднимают свою руку: Валь, Оболенский и теперь — Богданович. Убили его двое или трое (точно не выяснено) в Уфе, в городском саду, в 4 часа дня. Говорили нам, что нигилисты убили Богдановича за то, что он в марте усмирял военной силой беспорядки рабочих на заводах в Златоусте. На заводах там были введены новые расчетные книжки для рабочих, но рабочие не хотели этого — поработали там нигилисты, которые внушили рабочим, что с введением этих книжек они якобы снова становятся крепостными. Рабочие забастовали и подали прошение приехавшему туда Н. М. Богдановичу, в котором просили оставить для них старые книжки и освободить арестованных накануне подстрекателей, а иначе не хотели работать. Богдановичу пришлось вызвать войска для усмирения рабочих. Говорят, что вот за это-то его и убили нигилисты, которые всегда мстят в подобных случаях. Н. М. Богданович был раньше начальником Главного тюремного управления в Петербурге.

9 мая.