Был Суворин. Говорил, что теперь время куда хуже конца 1870-х годов, что тогда позволялось говорить в печати о многом, высказывать свои взгляды и проч. Теперь обо всем надо молчать. Сперва позволяется разбирать что-либо, например дело Стаховича, а когда уже начинает выясняться — вдруг запрет, молчи. И так во всем, последовательности никакой. Даже Тимашев был лучше Сипягина. Сипягин, по словам Суворина, совсем ничего не смыслит в деле печати, Шаховской невозможен. Положение «Нового времени» в данную минуту отчаянное. Суворина во всем подозревают. В истории «России» выдумали такой ужас, будто Суворин подкупил Амфитеатрова, чтобы сгубить газету, написав этот фельетон, и дал Амфитеатрову 50 тыс. руб., обещав, что его возьмет к себе. Суворин жаловался, что ему все ставят на счет: похвалит ли он кого — «заискивает», скажет против — «вредное направление». Суворин говорил, что теперь более других имеют свободу высказываться студенты, которым разрешены сходки, на которых они бог знает что говорят, и все им сходит. А попробуй он так говорить — упекли бы в крепость. Суворин говорил, что самый здоровый элемент в России, это — крестьянство.
Обедал с нами Стишинский. Много серьезного говорилось, но впечатление — что не отдают себе отчета в Министерстве внутренних дел (Стишинский в том числе), что данное положение очень серьезно. Доказательство этому, что, например, Святополк-Мирский (помощник шефа жандармов) едет сегодня на Кавказ не по делам службы, а на свадьбу Шереметева.
Интересно говорил Суворин про Л. Толстого, что он неверующий, что противоречит в беседах о вере, чтобы проникнуться верою своего собеседника.
26 января.
Харьковец Сукачев, который знал Сипягина в бытность его в Харькове вице-губернатором, сказал, что его назначение министром внутренних дел всех там поразило, так как все его считали ничтожеством полным, что он любил только есть да кутить. Да и тут теперь из разговора Стишинского выходило, что и здесь главная забота Сипягина — «есть да кутить».
27 января.
Шамшина рассказывала, что многие, ехавшие на бал в Зимний дворец, говорили, что едут на бал к «Обмановым», у многих в карманах на этом балу был фельетон Амфитеатрова, некоторые даже там ссужали его другим на прочтение. Это рисует настроение высших слоев общества, так как во дворец попадают только известного положения люди.
28 января.
Вчера говорили про скандал в Петербургском губернском дворянском собрании относительно Мещерского («Гражданина»). Гласный Кашкаров предложил дворянам выразить свое сочувствие Мещерскому, и это было единогласно отклонено. Никольский говорил: на последнем докладе директоров департаментов Витте был мрачнее тучи, не мог скрыть своего расстройства, которое явилось вследствие того, что он назначен председателем сельскохозяйственной комиссии, так как это является для него casse-cou (Опасным местом (франц.).), — сельское хозяйство поднять немыслимо.
21 марта.
Был Н. П. Игнатьев. Говорил, что до сих пор не может забыть впечатления, произведенного на него св. Ольгой во Владимирском соборе в Киеве. Когда он сказал Прахову, который его сопровождал при осмотре им собора, что у св. Ольги вид сумасшедшей, Прахов ему отвечал: «А святые, разве они нормальные люди?»
17 апреля.
Суворин доволен назначением Плеве, в речи Плеве ему понравились слова: «Мы переживаем время, в котором есть глубокий смысл» (что-то в этом роде). Суворин говорит, что Плеве первый сознается, что мы такое время переживаем, что это очень честно.
1 мая.
Русский посол в Париже Урусов очень дельно говорил насчет прессы, что странное ее положение в России. Говорилось это по поводу беспорядков в Харьковской и Полтавской губ. и по поводу убийства Сипягина, что за границей циркулируют самые невероятные слухи. Газеты, менее расположенные к России, их печатают, а расположенные к России газеты являются в посольство за справками — правда ли это? Посольство никаких сведений дать не может, так как их не имеет. Тогда и эти газеты перепечатывают невероятные новости. Сказал он, что в Париже прямо говорится, что la Russie est en pleine revolution (Россия в разгаре революции (франц.).) и проч. Урусов говорит, что все эти слухи про Россию идут из Кракова и Пешта, что там есть comission (Комиссия (франц.).), которая распускает все эти слухи, в которых есть всегда частица правды.
21 мая.