Три письма и тетрадь

Я выслушал вердикт комбрига с напускным равнодушием. Цвет его лица принял свекольный оттенок, и я, опасаясь за его здоровье, решил не высказывать всех моих размышлений по поводу его Приказа и его самого. Я побрёл в ротную каптёрку. Из шинелей и бушлатов я соорудил себе ложе. Я обдумывал сложившуюся ситуацию. По замыслу комбрига, я должен был выйти с гауптвахты под Новогодний бой Кремлёвских курантов. Мне нужно было сообщить друзьям и родным о своём нескором прибытии. В предыдущем письме я выслал друзьям перечень горячих блюд, закусок и спиртного, какое бы я хотел видеть на Новогоднем столе. И я знал, что они ждут, готовятся. Размышляя о природе человеческой подлости и её ярком представителе, в лице комбрига, я уснул. Мне снится странный сон: находясь в полной темноте, я зажигаю спичку, чтобы прикурить. Свет от спички высвечивает улыбающиеся лица друзей. На короткое мгновение между ними появляется ещё одно лицо. Это лицо девушки. Она смеётся и говорит: «Придётся поверить». Спичка догорает, лица пропадают, и кто-то начинает меня трясти за плечо. Я просыпаюсь оттого, что меня действительно трясут за плечо. Я продираю глаза и узнаю моего товарища по несчастью — штабного писаря. Он садится на табурет и загадочно, словно Джоконда, улыбается. Даже руки, как на Леонардовой картине сложил.

— Хватит спать, — говорит он, — бери шинель, иди домой.

Он протягивает мне все мои документы на увольнение в запас и Приказ комбрига о моём завтрашнем аресте на семь суток, на память. Я настолько ошалел от такой новости, что даже не выяснил у писаря, как такое случилось. Что это было: позднее раскаяние комбрига, хитрый фокус писаря или какие другие обстоятельства, я так и не узнал.

Ритуал прощания с родной частью, я максимально сократил. Я созвал моих однополчан, с кем хотел проститься. Из нычки я достал заранее приготовленный вещмешок со спиртным и закуской. После трёх обязательных тостов, я сорвался на автовокзал. Моя гражданская жизнь началась с того, что на входе в метро ко мне подошла девушка с отсутствующим взглядом. Она говорила с заметным акцентом. Она сообщила мне, что у неё на родине, в Румынии, расстреляли Чаушеску и его жену. Выглядела девушка потерянной. Но я не проявил никакого участия. Для меня было важнее то, что я скоро буду дома. Ещё я подумал, что стоило мне только покинуть армию, как чёрт-те что начинает твориться в мире.

Ранним утром следующего дня я прибыл во Владимир. Весь день, за столом с нескончаемыми угощениями, я рассказывал родителям о своей замечательной службе. Примеры я старался подбирать самые позитивные. Своё позднее прибытие я объяснил тем, что пришлось пойти навстречу настойчивым просьбам комбрига оставаться образцом и наглядным примером для молодых бойцов, пока мне не будет найдена достойная замена. В принципе, если не вдаваться в подробности, это была почти правда.

Вечером я отправился к друзьям. Сюрприза не получилось. Ни того, ни другого не было дома. Я решил помотаться по центру города, поглазеть насколько наш Владимир смог измениться за два года, что я отсутствовал. Честно говоря, не помню, чтобы увидел какие-нибудь радикальные изменения или что-то новое. У меня сложилось впечатление, что я отсутствовал не два года, а максимум две недели. Что я узнал сразу, как приехал, так это воздух и шум города. У меня в воспоминаниях о городах всегда присутствуют эти два пункта. Для меня, у каждого города они особые. Я всегда старался избегать пафосных мыслей, но в этот раз меня что-то проняло. Я признался себе, наконец, что люблю свой город, что я скучал по нему, как скучал по дому и друзьям. Только моя любовь к нему никогда не была восторженной.

Проходя Торговые ряды, я решил свернуть с центральной улицы и пройти через Нариманова и Гоголевский сквер к Никитской церкви. В этой церкви располагалось Управление по реставрации города, где работал отец. У меня с ней связано одно из ярких воспоминаний детства: мой первый осознанный Новый год. Я помню живую ёлку до потолка в зале полном ярких красок, и взрослых в костюмах невиданных героев. Отчётливо помню единственного в моей жизни настоящего Деда Мороза. Он подошёл ко мне, сразу узнал меня, назвав по имени, восхитился, какой я чудесный ребёнок и вручил подарок. А после сказочного представления и поздравлений, нас отвели в маленький кинозал. Там нас ждало ещё одно чудо: сборник мультфильмов с такими шедеврами, как «Бременские музыканты», «Умка» и «Дед Мороз и лето». Я не совру, если скажу, что лучше того Нового года я больше не встречал. Ещё, глазами пятилетнего мальчика, я увидел и запомнил, какими должны быть люди — счастливыми, дружными и любящими. А теперь, я только завидую. Завидую тому ребёнку — чистому, честному, открытому для счастья, — каким мне уже не стать в этой жизни.