Три письма и тетрадь

Мне понравилось, как они встретились. В этих нескольких секундах было настоящее. То, что не надо озвучивать. В моей семье тоже было не принято славословие по поводу родственных чувств. Хотя сам я много раз становился свидетелем бурных встреч знакомых и незнакомых мне людей, которые они превращали в настоящее представление. Иногда, два-три чересчур эмоционально встречающихся родственника, своим визгом, завываниями и выкриками, способны заглушить цыганский табор, который рядом уже окружил простака без критического мышления и с лишними деньгами.

Мы уселись за стол. Моё смущение в присутствии отца, Вера нейтрализовала тем, что выставила на стол бутылку тёткиного вина. Знала, чем меня поддержать. Я поделился своими догадками, какие травы присутствуют в вине. Я назвал: мяту, чабрец и ваниль. Константин Алексеевич смог меня удивить тем, что выпив всего одну стопку, он со стопроцентной уверенностью заявил, что в составе присутствуют: полынь, череда, мёд, корица и бергамот. Я с ним согласился, кроме бергамота. Потому, что не знал, что это за трава. Позже, оказалось, что это и не трава.

Картиной этого застолья, я думаю закончить моё третье письмо. Думаю, впереди будут и четвёртое, и пятое.

Общая тетрадь

Здравствуй! Я решил продолжить своё послание в будущее не в письмах, а в этой тетради. Так будет проще рассказывать мою историю. Я же не могу сейчас знать, когда и на чём она прервётся. Тем более, что некоторые значительные перемены в моей жизни происходят прямо сейчас, когда я пишу эти строки. Не знаю пока, и стараюсь не задумываться, что ждёт меня. По правде говоря, мне надоело гадать, слишком много сил это отнимает. Я почти избавился от страха за эту жизнь. Мне важнее подготовиться к следующей.

С приездом Константина Алексеевича, начались те чудеса, которым я был свидетелем, а иногда и соучастником. Отец Веры понравился мне сразу. Уже одно то, что он в течение всего вечера ни разу не затронул тему моих отношений с Верой, вызывало у меня чувство благодарности. У меня точно не было подходящих ответов. И уж тем более, я не смог бы раскрыть ему всей правды и как я вижу наши отношения с Верой в будущем.

Константин Алексеевич располагал к себе тем, что в его рассказах всегда присутствовала самоирония. Не с позиции самоуничижения, а с позиции осознанной самокритики. Он умел извлечь забавные выводы из своих ошибок. Ещё мне понравились их отношения с Верой. Константин Алексеевич никогда не обращался к дочери с высоты своего родительского авторитета. Скорее, дочь была для него авторитетом.

Со мной Константин Алексеевич говорил просто, без наигранности. В отличие от меня. У меня, в первых разговорах с ним, постоянно вылезали фразочки с претензией на великосветское воспитание. Иногда, аристократические ужимки выпирали у меня с перебором. Константин Алексеевич умело переводил такие моменты в шутку. Меня он попросил общаться на «ты» и называть его по имени. Это далось мне не сразу.

Первые дни, после приезда отца, в доме постоянно торчали какие-нибудь гости. Каждый день я натыкался на одного из тех, кого я видел на поминках Надежды Николаевны. Кроме полковника и его жены. Эта парочка приходила ежедневно, без прогулов. Всё это больше напоминало паломничество. Смахивало на деятельность какой-нибудь секты. А духовным гуру, конечно, являлся Константин Алексеевич. Это подтверждалось ещё и тем, что все посетители приходили с всевозможными дарами: пакетами, банками, коробками.

В один из дней в гости заглянул сосед-алкоголик. В квартиру он заходить категорически отказался и вызвал Константина Алексеевича в коридор для разговора. Я вышел в это время покурить и смог присутствовать при их разговоре.

Разговор мне показался странным. Дело в том, что по закону, из проживающих в квартире, только Вера имела право на новое жильё. Отец прописан не был. Им полагалась или комната в коммуналке, или, в лучшем случае, квартира в малосемейке. Сосед-алкоголик предлагал Константину Алексеевичу и Вере свою новую квартиру и уверял, что она ему совершенно не нужна.

Это уже точно походило на сектантство. Я пришёл в замешательство. Выпечку, соленья, варенья, сушёные грибы и прочие продукты, которые приносили в дом прилежные «сектанты», ещё можно было как-то объяснить, но квартира в дар — это всё-таки другой уровень, несопоставимый с консервированными продуктами, какими бы вкусными они не были. Было бы понятно, если бы Виталик предлагал квартиру в пьяном разговоре, но в этот раз он был совершенно трезвым, даже не с похмелья. Его предложение о квартире было обдуманным, он приводил какие-то свои доводы.