Три одиночества. Созидающий башню: книга II

Через несколько часов жизнь этих парней должна будет измениться до неузнаваемости, их мир перевернётся с ног на голову, и рычагом, который сдвинет их мировоззрение, станет один из бессмертных, волею судьбы оказавшийся в роли Магистра Ордена. Всю эту бессонную ночь Семён не переставал задаваться вопросом, есть ли у него право ломать их жизни. Ему ли было не знать, насколько комфортным было это состояние полной безответственности, когда не нужно принимать решений, потому что за тебя это делают мудрые и опытные командиры. Душевный покой и непоколебимая уверенность в великой миссии Ордена, эдакого сурового стража на службе невежественного и беспечного человечества — вот на чём зиждилась сила бессмертных. И тому и другому вскоре предстояло рассыпаться в прах.

— Что это ты удумал, Сэм? — раздался в голове разрушителя чужих жизней знакомый до тошноты голос. — Ты же не собираешься поделиться с моими бессмертными теми знаниями, которые я тебе передал?

— Сгинь, Медина, — Семён отошёл от окна и устало опустился в кресло. — Чего тебе всё неймётся? Или явился посмаковать, как меня распнут твои подхалимы? Придётся подождать, это блюдо пока не готово.

— Быть казнённым дважды в одном воплощении — это явный перебор даже для бессмертного, — фыркнул Медина. — Я пришёл тебя спасти.

— О как! — от удивления Семён аж присвистнул. — Только не думай, что я куплюсь на твоё лживое сочувствие, — тут же заявил он, — похоже, тебя опять от меня что-то нужно. Заранее предупреждаю, что никакого слияния наших сознаний больше не будет.

— Я об этом и не прошу, просто хочу кое-что уточнить, — Медина прикинулся оскорблённым в лучших чувствах, но поскольку старался явно недостаточно, вышло у него довольно кондово, и его потуги вызвали у Семёна лишь горькую усмешку. — У тебя ведь сейчас есть время, чтобы поговорить?

— Времени завались, — подтвердил Семён, — но я не понимаю, зачем тебе нужен кто-то посторонний, чтобы разобраться в себе. Ты ведь теперь знаешь, как увидеть машину.

— Сэм, а ты можешь заглянуть себе в глаза без зеркала? — снисходительно поинтересовался Медина. — Ты и есть моё зеркало, только с твоей помощью я могу себя разглядеть. Кстати, ты ведь видел то же самое, что и я. Не поделишься своими впечатлениями?

— Это было похоже на сеть, — Семён не стал капризничать, тем более, что ему и самому хотелось разобраться в своих видениях, — сложную такую сеть, неоднородную, с какими-то узелками и звёздочками. Нет, не сеть, — прервал он сам себя. — Я понял, на что это было похоже — на грибницу. Кстати, там и гриб имелся, правда, всего один.

— Гриб? — Медина, казалось, всерьёз удивился. — Прямо гриб на ножке с шляпкой?

— Нет, он был какой-то корявый, неопределённой формы, — поправил его Семён, — что-то вроде сморчка. Знаешь, такие грибы вырастают в самом начале лета?

— Да, я видел сморчки, — подтвердил Медина, — очень забавно. А как ты видел меня?

— А ты — паук, копошащийся в паутине, которой опутан весь наш мир, — Семён зло скрежетнул зубами. — Кстати, твоя паутина связана с грибом толстым канатом, как будто подвешена на гвоздике. Если честно, эта натуралистическая аллегория не особо подходит для описания твоей машины, — признался рассказчик, — она, скорее, просто механизм, состоящий из непонятного вида деталей.

— А мне твоя грибная версия понравилась, — прокомментировал фантазии бессмертного Медина, — снук действительно чем-то напоминает сморчок.

— Что такое снук? — заинтересовался Семён.

— Это и есть та биомеханическая структура, которая поглощает энергию попадающих в него сознаний, — спокойный и даже отстранённый тон Медины совершенно не соответствовал тем кошмарным вещам, о которых он вещал будто с кафедры. — А грибница — это нейронная сеть, она распространяется на все реальности этого мира. Ты очень образно описал эту структуру, мне многое стало более понятным.

— А ты разве увидел что-то другое? — удивился Семён.

— Разумеется, другое, — Медина снисходительно фыркнул. — То, что уловил твой ум — это всего лишь проекция конструкции, которая связывает мой пятимерный мир с твоим, трёхмерным.

— Так ты у нас, оказывается, пятимерное сознание, — Семёну даже сделалось не по себе от подобных откровений.

— Понятие мерности к сознанию неприменимо, — нравоучительный тон Медины уже начал всерьёз раздражать его собеседника, но тот стерпел, поскольку предмет обсуждения был уж больно занимательным, — мерностью обладает ум и реальность, которую этот ум проявляет. Мой ум пятимерный, поэтому я воспринимаю картинку иначе, чем ты.

— Как же такое возможно? — Семён нахмурился, пытаясь вообразить себе эту пятимерную картинку. — Ведь ты смотришь как бы моими глазами.

— Сэм, ты же тоже воспринимаешь своё отражение в зеркале трёхмерным, хотя зеркало на самом деле плоское. Это ум достраивает картинку до требуемой мерности, — Медина перешёл уже на откровенно снисходительный тон, и Семён не преминул обломать зарвавшегося подселенца.

— Спасибо, что развлёк меня во время вынужденного ожидания, — небрежно бросил он, — а теперь сваливай, мне нужно подготовиться к разговору с бессмертными.