Три нью-йоркских осени

Отец Вильям Кленеск, священник нью-йоркской пресвитерианской церкви, начинает воскресную службу ударами цимбал. До того, как стать священнослужителем, этот красивый моложавый мужчина танцевал в балете и не без успеха занимался журналистикой.

— Мы засушили религию, — говорит он. — Люди бормочут псалмы и кладут кое-что на тарелку для сборов… Не то, не то! Религия должна снова стать веселой, какой она была когда-то!

И поп-новатор ввел в церкви балет. У него псалмы не только поют, но и танцуют. Постановщики — сам отец Кленеск и балерина Кармен Лавальде. От псалмов там перешли к постановке танцедрам на религиозные темы. Церковь всегда полна.

Я ловил себя на странном чувстве: мне, атеисту, казались чуть ли не кощунственными — вы понимаете, конечно, условность этого термина — подобные приманки. Концерт в церкви с участием популярного певца из джаза? Монахини, изучающие последние новинки в самых дорогих салонах, чтобы не ударить лицом в грязь, если их спросят о модах? Кружок, где после молитвы можно разучивать твист? Обидно за религию, ведь, черт возьми, были же когда-то христианские мученики и подвижники! В известном смысле русская православная церковь все же целомудреннее своих западных сестер.

Но в Нью-Йорке и православная церковь сильно «обамериканилась». Я узнал, что сестричество Святой Успенской церкви устраивает «чашку чаю» в балетной студии Н. Ф. Липинской, а в православной церкви Святого Андрея даются концерты с духовным и светским отделением. В светском отделении — украинские песни и украинские танцы в исполнении балетных групп г-жи Дэйвид и г-на Франковского. После концерта в церкви устраиваются вечеринки с домашним буфетом.

До твиста здешняя православная церковь еще не дошла, но гопак уже пляшет…

А уличные американские проповедники — к какому исполнительскому жанру их отнести?

Особенно много их по воскресным вечерам в улочках возле Таймс-сквера. Любимое же место этой публики — у стены Франклинского сберегательного банка, где огромные цифры «4¹/₄%» напоминают о выгоде срочных вкладов, а в витрине красуется небольшая статуя Свободы с надписью: «Это единственная женщина, которая не нуждается в сбережениях».

Вот сюда-то с воскресного полудня и собираются эти господа. Ставят американский флаг на раздвижной металлической треноге, раскрывают чемоданчик, достают библию.

— Ты, ты и ты! — тычет черным томиком в прохожих старец с седой бородой пророка. — Думаете вы о своей душе, спрашиваю я вас?

Те, к кому он обращается, ухмыляясь, проходят мимо: парочка, дылда в узких ковбойских штанах. Старик трясет бородой, у него расстегнут ворот сорочки, к стоптанным башмакам давно не прикасалась щетка, а видавшую виды шляпу опоясывает лента с надписью: «Бог есть любовь».

Он не говорит, а вопит. Связная, спокойная речь не для нью-йоркской улицы.

— Ага, вы не думаете о душе, о боге! Нет? А конец мира близок! Опомнитесь, еще есть время!

Чуть подальше девица в сером клетчатом пальто, с челкой реденьких волос-сосулек и с безумными глазами. Она в кругу парней. Девица взяла скользкую тему — обличает пороки. Парни в ответ гогочут, тычут в нее пальцами, отпускают шуточки, от которых, кажется, закачаются незыблемые стены банка.

Но у фанатички глаза горят светом мученичества. Она напоминает бывалую драную кошку, отбивающуюся от задиристых собачонок. Здоровенный негр-полисмен входит в гогочущую толпу, как таран. Уличная пифия остается одна возле своего треножника.

А подле угла класс выше. На ярко-красной складной трибунке с пюпитром и флагом женщина лет пятидесяти, в ореоле седых волос, придерживаемых модным металлическим обручем. Она не кричит — трибунка и так заметно приподнимает ее над толпой. Она властно внушает, притопывая туфлями под крокодиловую кожу. Эта хоть и не дама из общества, но цену себе знает. И я вспомнил рассказы о проповеднице, которую за углом всегда ждала роскошная машина с вышколенным надменным шофером.

Чуть моросит, воздух перенасыщен влагой, но семь певцов не боятся простуды: привыкли. Среди них девица, поминутно закатывающая глаза, и весьма потертый джентльмен лет шестидесяти, особенно старательно выводящий ноты. Заправляет хором блондин с манерами певца из мюзик-холла. Он уже не может не улыбаться, даже если поет о страшном суде.

Человек десять останавливаются и начинают подпевать. Вся группа — на фоне тех же 4¹/₄ процентов..

Обычно я проходил мимо уличных проповедников, почти не задерживаясь. Но однажды запасся терпением. У седобородого пророка, который на этот раз украсил шляпу лентой с надписью: «Иисус никогда не ошибается», появился серьезный противник. Он поразительно походил на красноречивого мистера Дулитла из «Пигмалиона» Шоу — такого, каким москвичи видели его в исполнении знаменитого английского актера.

«Дулитл» с Сорок второй улицы был одет в подержанный серый костюм с отвисшими карманами. Его галстук пересекали яркие красные полосы. Шляпа, впитавшая в себя все дожди и всю копоть Бродвея, тем не менее свисала совсем узенькими полями, что свидетельствовало о желании не отстать от моды.