Три мушкетера

При свете лампы, горевшей в хижине перевозчика, молодой человек ещё раз перечёл записку г-жи Бонасье и убедился в том, что он не ошибся, что свидание было назначено в Сен-Клу, а не в каком-либо другом месте, возле павильона г-на д'Эстре, а не на другой улице.

Всё соединялось, чтобы доказать д'Артаньяну, что предчувствия не обманули его и что случилось большое несчастье.

Он побежал обратно; ему казалось, что, быть может, за время его отсутствия в павильоне произошло что-нибудь новое и его ждут там какие-то сведения.

Переулок был по-прежнему безлюден, и тот же спокойный, мягкий свет лился из окна.

И вдруг д'Артаньян вспомнил об этой немой и слепой лачуге, которая, без сомнения, видела что-то, а быть может, могла и говорить.

Калитка была заперта, но он перепрыгнул через плетень и, не обращая внимания на лай цепного пса, подошёл к хижине.

Он постучался. Сначала никто не отозвался на стук. В хижине царила такая же мёртвая тишина, как и в павильоне; однако эта хижина была его последней надеждой, и он продолжал стучать.

Вскоре ему послышался внутри лёгкий шум, боязливый шум, который, казалось, и сам страшился, что его услышат.

Тогда д'Артаньян перестал стучать и начал просить, причём в его голосе слышалось столько беспокойства и обещания, столько страха и мольбы, что этот голос способен был успокоить самого робкого человека. Наконец ветхий, полусгнивший ставень отворился или, вернее, приоткрылся и сразу же захлопнулся снова, едва лишь бледный свет небольшой лампы, горевшей в углу, озарил перевязь, эфес шпаги и рукояти пистолетов д'Артаньяна. Однако, сколь ни мимолётно было всё это, д'Артаньян успел разглядеть голову старика.

- Ради бога, выслушайте меня! - сказал он. - Я ждал одного человека, но его нет. Я умираю от беспокойства. Скажите, не случилось ли поблизости какого-нибудь несчастья?

Окошко снова медленно отворилось, и то же лицо появилось в нём снова: только сейчас оно было ещё бледнее прежнего.

Д'Артаньян чистосердечно рассказал старику всё, не называя лишь имён; он рассказал, что у него было назначено возле этого павильона свидание с одной молодой женщиной, что, не дождавшись её, он влез на липу и при свете лампы увидел разгром, царивший в комнате.

Старик слушал его внимательно, утвердительно кивая; потом, когда д'Артаньян кончил, он покачал головой с видом, не предвещавшим ничего доброго.

- Что вы хотите сказать? - вскричал д'Артаньян. - Ради бога, объясните, что всё это значит!

- Ах, сударь, - отвечал старик, - ни о чём меня не спрашивайте, потому что, если я расскажу вам о том, что видел, мне не миновать беды.

- Так, значит, вы видели что-то? - спросил д'Артаньян. - Если так, - продолжал он, бросая ему пистоль, - расскажите… ради бога, расскажите, что вы видели, и даю честное слово дворянина - я сохраню в тайне каждое ваше слово.

Старик прочитал на лице д'Артаньяна столько искренности и столико скорби, что сделал ему знак слушать и тихо начал свой рассказ:

- Часов около девяти я услыхал на улице какой-то шум. Желая узнать, в чём дело, я подошёл к двери, как вдруг заметил, что кто-то хочет войти ко мне в сад. Я беден и не боюсь, что меня могут обокрасть, поэтому я отворил дверь и увидал в нескольких шагах трёх человек. В темноте стояла запряжённая карета и верховые лошади. Лошади, очевидно, принадлежали этим мужчинам, которые были одеты как дворяне.

«Что вам угодно от меня, добрые господа?» - спросил я.

«У тебя должна быть лестница», - сказал тот, который показался мне начальником.

«Да, сударь, та, на которой я собираю фрукты».

«Дай её нам и ступай домой. Вот тебе экю за беспокойство. Только помни: если ты сболтнёшь хоть слово о том, что увидишь и услышишь - ведь я уверен, как тебе ни грози, ты всё равно будешь смотреть и слушать, - тебе конец!»

С этими словами он бросил мне экю, который я поднял, и взял лестницу.

Заперев за ним калитку, я сделал вид, будто иду в дом, но в действительности сейчас же вышел через заднюю дверь и, крадучись в темноте, добрался до того вон куста бузины, откуда мог видеть всё, оставаясь незамеченным.

Трое мужчин бесшумно подкатили карету ближе и высадили из неё какого-то человека, толстого, низенького, с проседью, одетого в поношенное тёмное платье. Он с опаской взобрался на лестницу, осторожно заглянул в комнату, тихонько спустился вниз и шёпотом проговорил:

«Это она».

Тот, который разговаривал со мной, сейчас же подошёл к двери павильона, отпер её ключом, который вынул из кармана, закрыл за собой дверь и скрылся; тем временем остальные двое влезли на лестницу. Старичок остался у дверцы кареты, кучер придерживал упряжку, а слуга - верховых лошадей.

Вдруг из павильона послышались громкие крики, какая-то женщина подбежала к окну и открыла его, словно собираясь броситься вниз. Однако, заметив двух мужчин, она отскочила назад, а мужчины прыгнули в комнату.