Три мушкетера

- О, я найду то, что нужно для тебя! - прошептала сквозь зубы миледи. - Будь покоен, бедный неудавшийся монах, несчастный новообращённый солдат! Тебе бы ходить не в мундире, а в рясе!

- Кстати, - сказал Винтер, останавливаясь на пороге, - постарайтесь, миледи, чтобы эта неудача не лишила вас аппетита: отведайте рыбы и цыплёнка. Клянусь честью, я их не приказывал отравить! Я доволен своим поваром, и, так как он не ожидает после меня наследства, я питаю к нему полное и безграничное доверие. Берите с меня пример. Прощайте, любезная сестра! До следующего вашего обморока!

Это был предел того, что могла перенести миледи; она судорожно впилась руками в кресло, заскрипела зубами и проследила взглядом за движением двери, затворявшейся за лордом Винтером и Фельтоном. Когда она осталась одна, на неё вновь напало отчаяние. Она взглянула на стол, увидела блестевший нож, ринулась к нему и схватила его; но её постигло жестокое разочарование: лезвие ножа было из гнущегося серебра и с закруглённым концом.

За неплотно закрытой дверью раздался взрыв смеха, и дверь снова растворилась.

- Ха-ха! - воскликнул лорд Винтер. - Ха-ха-ха! Видишь, милый Фельтон, видишь, что я тебе говорил: этот нож был предназначен для тебя - она бы тебя убила. Это, видишь ли, одна из её слабостей: тем или иным способом отделываться от людей, которые ей мешают. Если б я тебя послушался и позволил подать ей острый стальной нож, то Фельтону пришёл бы конец: она бы тебя зарезала, а после тебя всех нас. Посмотри-ка, Джон, как хорошо она умеет владеть ножом!

Действительно, миледи ещё держала в судорожно сжатой руке наступательное оружие, но это величайшее оскорбление заставило её руки разжаться, лишило её сил и даже воли.

Нож упал на пол.

- Вы правы, милорд, - сказал Фельтон тоном глубокого отвращения, кольнувшим миледи в самое сердце. - Вы правы, а я ошибался.

Оба снова вышли.

На этот раз миледи прислушивалась более внимательно, чем в первый раз, и выждала, пока они не удалились и звук шагов не замер в глубине коридора.

- Я погибла! - прошептала она. - Я во власти людей, на которых все мои уловки так же мало действуют, как на бронзовые или гранитные статуи. Они знают меня наизусть и неуязвимы для любого моего оружия. И всё-таки нельзя допустить, чтобы всё это кончилось так, как они решили!

Действительно, как показывало последнее рассуждение миледи и её инстинктивный возврат к надежде, ни страх, ни слабость не овладевали надолго этой сильной душой. Миледи села за стол, отведала разных кушаний, выпила немного испанского вина и почувствовала, что к ней вернулась вся её решимость.

Прежде чем лечь спать, она уже разобрала, обдумала, истолковала и изучила всё со всех сторон: слова, поступки, жесты, малейшее движение и даже молчание своих собеседников; результатом этого искусного и тщательного исследования явилось убеждение, что из двух её мучителей Фельтон всё же более уязвим. Одна фраза в особенности всё снова и снова приходила на память пленнице: «Если б я тебя послушался», - сказал лорд Винтер Фельтону.

Значит, Фельтон говорил в её пользу, раз лорд Винтер не послушался его.

«У этого человека есть, следовательно, хоть слабая искра жалости ко мне, - твердила миледи. - Из этой искры я раздую пламя, которое будет бушевать в нём. Ну, а лорд Винтер меня знает, он боится меня и понимает, чего ему можно от меня ждать, если мне когда-нибудь удастся вырваться из его рук, а потому бесполезно и пытаться покорить его… Вот Фельтон - совсем другое дело: он наивный молодой человек, чистый душой и, по-видимому, добродетельный; его можно совратить».

И миледи легла и уснула с улыбкой на устах; тот, кто увидел бы её спящей, мог бы подумать, что это молодая девушка и что ей снится венок из цветов, которым она украсит себя на предстоящем празднике.

XXIII ВТОРОЙ ДЕНЬ ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Миледи снилось, что д'Артаньян наконец-то в её руках, что она присутствует при его казни, и эту очаровательную улыбку на устах у неё вызывал вид его ненавистной крови, брызнувшей под топором палача.

Она спала, как спит узник, убаюканный впервые блеснувшей надеждой.

Когда наутро вошли в её комнату, она ещё лежала в постели. Фельтон остался в коридоре; он привёл женщину, про которую говорил накануне и которая только что приехала. Эта женщина вошла в комнату и, подойдя к миледи, предложила ей свои услуги.

Миледи обычно была бледна, и цвет её лица мог обмануть того, кто видел её в первый раз.

- У меня лихорадка, - сказала она. - Я ни на миг не сомкнула глаз всю эту долгую ночь, я ужасно страдаю… Отнесётесь ли вы ко мне человечнее, чем обошлись здесь со мной вчера? Впрочем, всё, чего я прошу, - чтобы мне позволили остаться в постели.

- Не угодно ли вам, чтобы позвали врача? - спросила женщина.