Как только он вышел, нищий бросил беглый взгляд по сторонам, желая убедиться, что никто не видит и не слышит его, распахнул лохмотья, небрежно затянутые кожаным кушаком, и, подпоров верхнюю часть камзола, вынул письмо.
Увидев печать, Арамис радостно вскрикнул, поцеловал надпись и с благоговейным трепетом распечатал письмо, заключавшее в себе следующие строки:
«Друг, судьбе угодно, чтобы мы были разлучены ещё некоторое время, но прекрасные дни молодости не потеряны безвозвратно. Исполняйте свой долг в лагере, я исполняю его в другом месте. Примите то, что вам передаст податель сего письма, воюйте так, как подобает благородному и храброму дворянину, и думайте обо мне. Нежно целую ваши чёрные глаза.
Прощайте или, вернее, до свиданья!»
Между тем нищий продолжал подпарывать свой камзол; он медленно вынул из своих грязных лохмотьев сто пятьдесят двойных испанских пистолей, выложил их на стол, открыл дверь, поклонился и исчез, прежде чем поражённый Арамис успел обратиться к нему хоть с одним словом.
Тогда молодой человек перечёл письмо и заметил, что в нём была приписка:
«P. S. Окажите достойный приём подателю письма - это граф и испанский гранд».
- О золотые мечты! - вскричал Арамис. - Да, жизнь прекрасна! Да, мы молоды! Да, для нас ещё настанут счастливые дни! Тебе, тебе одной - моя любовь, моя кровь, моя жизнь, всё, всё тебе, моя прекрасная возлюбленная!
И он страстно целовал письмо, даже не глядя на золото, блестевшее на столе.
Базен робко постучал; у Арамиса больше не было причин держать его за дверью, и он позволил ему войти.
При виде золота Базен остолбенел от изумления и совсем забыл, что пришёл доложить о приходе д'Артаньяна, который по дороге от Атоса зашёл к Арамису, любопытствуя узнать, что представлял собой этот нищий.
Однако, видя, что Базен забыл доложить о нём, и не слишком церемонясь с Арамисом, д'Артаньян доложил о себе сам.
- Ого! Чёрт возьми! - сказал д'Артаньян. - Если эти сливы присланы вам из Тура, милый Арамис, то прошу вас, передайте моё восхищение садовнику, который вырастил их.
- Вы ошибаетесь, друг мой, - возразил Арамис, как всегда скрытный, - это мой издатель прислал мне гонорар за ту поэму, написанную односложными стихами, которую я начал ещё во время нашего путешествия.
- Ах, вот что! - сказал д'Артаньян. - Что ж, ваш издатель очень щедр, милый Арамис. Это всё, что я могу вам сказать.
- Как, сударь, - вскричал Базен, - неужели за поэмы платят столько денег? Быть этого не может! О сударь, значит, вы можете сделать всё, что захотите! Вы можете стать таким же знаменитым, как господин де Вуатюр или господин де Бенсерад. Это тоже мне по душе. Поэт - это лишь немногим хуже аббата. Ах, господин Арамис, очень прошу вас, сделайтесь поэтом!
- Базен, - сказал Арамис, - мне кажется, что вы вмешиваетесь в разговор, друг мой.
Базен понял свою вину; он опустил голову и вышел из комнаты.
- Так, так, - с улыбкой сказал д'Артаньян. - Вы продаёте свои творения на вес золота - вам очень везёт, мой друг. Только будьте осторожнее и не потеряйте письмо, которое выглядывает у вас из кармана. Оно, должно быть, тоже от вашего издателя.
Арамис покраснел до корней волос, глубже засунул письмо и застегнул камзол.
- Милый д'Артаньян, - сказал он, - давайте пойдём к нашим друзьям. Теперь я богат, и мы возобновим наши совместные обеды до тех пор, пока не придёт ваша очередь разбогатеть.
- С большим удовольствием! - ответил д'Артаньян. - Мы давно уже не видели приличного обеда. К тому же мне предстоит сегодня вечером довольно рискованное предприятие, и, признаться, я не прочь слегка подогреть себя несколькими бутылками старого бургундского.
- Согласен и на старое бургундское. Я тоже ничего не имею против него, - сказал Арамис, у которого при виде золота как рукой сняло все мысли об уходе от мира.
И, положив в карман три или четыре двойных пистоля на насущные нужды, он запер остальные в чёрную шкатулку с перламутровой инкрустацией, где уже лежал знаменитый носовой платок, служивший ему талисманом.
Для начала друзья отправились к Атосу. Верный данной им клятве никуда не выходить, Атос взялся заказать обед, с тем чтобы он был доставлен ему домой; зная его как великого знатока всех гастрономических тонкостей, д'Артаньян и Арамис охотно уступили ему заботу об этом важном деле.
Они направились к Портосу, как вдруг на углу улицы Бак встретили Мушкетона, который с унылым видом гнал перед собой мула и лошадь.
- Да ведь это мой жёлтый жеребец! - вскричал д'Артаньян с удивлением, к которому примешивалась некоторая радость. - Арамис, взгляните-ка на эту лошадь!
- О, какая ужасная кляча! - сказал Арамис.
- Так вот, дорогой мой, - продолжал д'Артаньян, - могу вам сообщить, что это та самая лошадь, на которой я приехал в Париж.
- Как, сударь, вы знаете эту лошадь? - удивился Мушкетон.
- У неё очень своеобразная масть, - заметил Арамис. - Я вижу такую впервые в жизни.