Три мудреца в одном тазу

— Но это же придется вставать?! — возмутился Каспар, разглаживая бороду. — А я так устал… хррр-пс-пс-пс…

— Не спи, дурак!

— О боги, как ты меня напугал! Я не сплю, не сплю!

— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам… — процитировал другие великие строки Мельхиор. — Кто из вас Горацио?

— Я! — нагло заявил Бальтазар. — А ты мне должен деньги — давай сюда!

— Правда? Не помню такого…

— Ты не помнишь даже своего имени! Немедленно верни деньги!

— Нет.

— Отдай! — зарычал узкоглазый колдун, вцепляясь в тощую шею Мельхиора.

— Прекратите немедленно, молокососы! Я вас!.. хррр-пс-пс-пс…

Из рубки за ними наблюдали Фабьев, Грюнлау и Зинаида Михайловна. Мадам Колобкова не спала уже почти тридцать часов, переживая за мужа и дочь. Она расхаживала по рубке, то сжимая кулаки, то пуская слезу. Настроение каждую секунду сменялось с «Господи, только б живой!» на «Ну, пусть только вернется, скотина!» и обратно. Зависело от того, что она думала в данном случае: мужа убили каннибалы, муж в плену у каннибалов, муж бухает с каннибалами.

Это третье ее расстраивало особенно сильно.

— Не переживайте так, Зиночка, вернется Иваныч, и Светка вернется… — неуклюже попытался ее успокоить штурман.

— Пусть только вернется!.. — грозно начала она и тут же пустила слезу: — …живой… Петенька мой… Может, там львы какие?! Или акулы!..

— Акулы?… В джунглях?… — удивился Фабьев. — Успокойтесь, Зиночка, смотрите, вон уже Петрович летит, сейчас все узнаем.

Прожектор «Чайки», рассеивающий бескрайнюю мглу, действительно высветил в небесах силуэт огромного беркута — судовой механик благополучно возвращался на борт. Угрюмченко сделал три круга вокруг пришвартованной яхты и аккуратно приземлился на полубаке.

Волшебники равнодушно посмотрели на крупного седоголового орла и вновь углубились в спор о смысле существования Вселенной. Все трое придерживались кардинально различных взглядов. Каспар считал, что Вселенная вообще ни для чего не нужна, и существует просто так, сама по себе. Бальтазар твердо верил, что Пуп Вселенной — он сам, а все остальное требуется лишь для того, чтобы служить ему. Мельхиор полагал, что Вселенная — занятное местечко, где творится много всякого интересного, и ее цель — развлекаться, глядя на то, что еще выкинут все эти букашки, именуемые людьми.

— Ну как там?! — крикнула Зинаида Михайловна, выбегая на палубу.

— Пить!.. — прохрипел усталый беркут. — Пить, муха-бляха!..

Гюнтер торопливо подал ему стакан воды. Угрюмченко сунул туда клюв и возмущенно заклекотал:

— Пить, а не мыться!.. Спирту мне! Неразбавленного!

— Петрович, перья выдеру! — пригрозила госпожа Колобкова. — Что там с Петей?!

— У папуасов они…

— Пьянствуют?!

— Не… в плену сидят…

— Повезло ему! — разочарованно заявила Зинаида Михайловна. — Погоди, Петрович, как в плену?! Почему в плену?! Зачем в плену?!

— Зинаида Михална, что вы на меня кричите?! — обиделся Угрюмченко. — Я тут, понимаешь, работаю, крыльями махаю… машу… а на меня… и даже сто грамм никто не нальет…

— Петрович, хватит испытывать терпение.

Что-то подсказало механику, что его сейчас будут бить. То ли суровые глаза госпожи Колобковой, то ли ее же поджатые губы, то ли ломик, который она зачем-то взяла в руки… И он сразу очень быстро рассказал, что случилось с Колобковым и остальными, почему они до сих пор не вернулись на «Чайку» и что их ожидает, как только тепорий снова начнет светиться.

Фабьев и Грюнлау слушали с выпученными глазами и одеревенелыми лицами. Зинаида Михайловна поминутно ахала и хваталась за сердце. Матильда Афанасьевна, вышедшая из каюты на середине рассказа, испытывала противоречивые чувства — зятю, конечно, туда и дорога, но внучку-то жалко!

— Светочка моя… кровиночка… — наконец всхлипнула несчастная бабушка. — А Петру Иванычу!.. да пусть уж и он вернется, бог с ним… — еще громче зарыдала она, — …со скотиной этой…

Впрочем, глаза у нее оставались совершенно сухими.

— Шкипер, давать мне пистолет, я идти джунгли спасать Петер и остальные, — попытался сделать суровое лицо Грюнлау.

— Герр Грюнлау, вы… — недоверчиво посмотрела на него Колобкова.

— Я быть полностью здоров, — непреклонно заявил немец. — Чувствуй себя идеально и хотеть идти выполнить спасательный миссия.

Он действительно вполне оправился от лихорадки. Вот близнецы по-прежнему лежали и мучались кошмарами. Обоим снилась школа.

— Он здоров!.. — всплеснула руками Матильда Афанасьевна. — Здоров он!.. Да куда ж ты попресси, немчура?!

— Мама! — прикрикнула на нее Зинаида Михайловна. — Герр Грюнлау, ну в самом деле — куда вы пойдете, один? С Петей там Гена и Валера были, и то…

— Я тоже полечу, — расправил крылья Петрович. — Ты, Михална, за меня не беспокойся…

— А никто и не беспокоится… за тебя.

— За меня тоже не надо волновайся, — категорично заявил Грюнлау. — Шкипер, давать пистолет!