— Как дела?
Стэп оборачивается. Это Мадда. Прячет улыбку за краем бокала с чем-то шипучим, волосы взъерошены, глаза колючие.
— Хочешь? — протягивает ей пиво Стэп.
— Хм, — Мадда почти разочарована, но старается виду не подавать. — Что делаешь сегодня вечером? Где отмечаешь? — она подходит еще ближе.
— Не знаю, не решил еще.
— Оставайся с нами. Отметим всей толпой. Как в старые времена. Ну, решайся!
Секунду Стэп смотрит на нее. Сколько ночей, сколько страсти. Гонки с ней, сад, окно, ее тело — теплое, свежее, песни Рамаззотти. И все тот же вызывающий взгляд. Стэп смотрит на нее еще секунду. Парень на заднем плане неотступно сверлит их взглядом, он взволнован, но не знает, надо ли вмешаться. А где-то там, далеко, другая девушка — в городе, в машине, на празднике — с другим. Как же так?! Почему я не могу ее забыть? Стэп треплет Мадду по голове, улыбаясь, качает головой. Та пожимает плечами.
— Жаль.
Мадда уходит к парню с тяжелым взглядом. Когда она оборачивается, Стэпа уже нет. Только банка из-под пива на ступеньке. Из-за музыки не слышно, как хлопнула дверь. На улице холодно. Стэп поплотнее запахивает кожаную куртку. Поднимает воротник, прикрыв шею. Машинально заводит мотоцикл. Останавливается он только у дома Баби. Сидит на своей Honda, смотрит на спешащих мимо прохожих, увешанных пакетами. Парень с девушкой под ручку изображают, что заинтересовались чем-то в витрине. Их подарки наверняка, упакованные, лежат дома. Они смеются, уверенные, что выбрали правильно, и уходят, уступая место маме с дочкой: нос тот же, только возраст разный. Фьоре выходит из будки, прохаживается за воротами, машет Стэпу. И, не сказав ни слова, возвращается в тепло. «Интересно, а он знает? Глупо. Привратники всегда все знают. Он его точно видел. Он знает в лицо того, кого я только по телефону и слышал».
— Алло?
— Привет.
Она замолкает, не зная, что сказать, позволив сердцу заколотиться безудержно. Уже больше двух месяцев, как оно так не билось. И задает банальный вопрос:
— Как дела?
И тысячу других. С таким же воодушевлением. И постепенно он захлебывается в бессмысленных словах, в городских новостях, старых сплетнях — даже для него старых. Почему она позвонила? Он слушает пустую болтовню, неустанно задавая себе этот вопрос. Почему она позвонила? И тут он узнает почему.
— Стэп… я встречаюсь с другим.
Он молчит. Ему больно как никогда еще не было. Ни от чьих кулаков, ни от каких ран, падений, ударов, укусов, прядей выдранных волос. Усилием воли он выцарапывает из глубины сердца голос и выталкивает его наружу, пытаясь овладеть собой.
— Желаю тебе счастья.
И все, дальше — тишина. Телефон молчит. Этого не может быть. Это кошмарный сон.
Стэп почувствовал, как по телу прошла обжигающая волна, он задрожал. Слез с мотоцикла и пошел пешком. Какая-то вещица в витрине привлекла его внимание. Он зашел купить. Вышел — и пронзило болью. Мимо него проехала Lancia Thema. Проехала не так быстро, и они встретились взглядами. За эту секунду они сказали друг другу все, все перестрадали, в этот миг они снова были вместе. Там, за стеклом — Баби. Всколыхнулись прежние воспоминания, налилась новая печаль. И Баби исчезла за дверью дома. За что? Где те дни, где тайные встречи по ночам, когда ее родителей не было дома? А теперь рядом с ней — вот этот. Кто он такой вообще? Зачем вперся в ее жизнь? В нашу жизнь? Почему?
Стэп сидит на мотоцикле. Ждет. И вспоминает, что ему всегда повторяла Баби:
— Я ненавижу насилие! И если ты и дальше будешь так поступать, то мы расстанемся. Я серьезно.
— Ну хорошо, я стану другим, — отмахивался он.
А что теперь? Теперь все переменилось. Они расстались. Больше не надо прятаться. Не надо меняться. Можно быть самим собой, делать что хочешь и когда хочешь. Он свободен. Жестокий одиночка. Снова. Thema выезжает под шлагбаум. Ждет, пока откроется, и выезжает из ворот. Стэп заводит мотоцикл и срывается с места. Слетает с тротуара и — вдогонку за машиной. Парень теперь один, едет быстро. Стэп прибавляет газу. Ничего, на светофоре остановится. Ниже по виа Джачини большое движение, куча машин. Как обычно. Thema останавливается. Стэп, ухмыляясь, приближается к машине. Собирается слезть с мотоцикла и вдруг осознает. К чему бить ему морду, видеть, как течет кровь, слышать стоны? Зачем пинать его, разбивать ему машину, выбивать стекла, вытаскивать его за голову? Разве это вернет счастливые дни с нею, ее влюбленные глаза, ее восторг? Разве это поможет хотя бы заснуть этой ночью? Разве только одно… В ушах, кажется, звенит ее голос:
— Видишь? Так я и знала! Ты просто преступник! И всегда им будешь!
Не заглядывая в машину, он газует. Спокойно, свободно обгоняет ее, вливается в праздничный поток машин. Один — без гнева, без пристрастия.
Скорость все увеличивается, холодный ветер бьет в лицо, ночной воздух забирается под куртку.
Видишь, Баби, неправильно ты думала. Я стал другим. И, в конце концов, на Рождество все становятся добрее.
49