Три метра над небом

 — Знаете, что я сделал? — Сицилиец отпивает пива. — Поехали с Хуком к Марине, она как раз была одна дома.

   С другой стороны стола Хук — с повязкой на глазах — смеется. Он в центре внимания, по заслугам получает свой кусочек славы. Сицилиец продолжает.

 — Я прошу ее позвонить этому придурку Костанци. Она звонит, зовет его и спрашивает, не зайдет ли он к ней. И знаете, что сделал этот говнюк?

  Баби ошарашенно оглядывает компанию. Кажется, они и вправду не знают. Ну что же, она рискнет.

 — Он пришел.

   Сицилиец поворачивается к ней. Он явно раздосадован.

 — Молодец. Именно так. И этот говнюк — пришел!

   Она улыбается. Затем, устало взглянув на Стэпа, разводит руками. Сицилиец, не заметив этого, упоенно продолжает рассказ.

 — И тут начинается самое интересное. Он пришел, поднимается к ней… и как только вошел, мы с Хуком прыгнули на него и повалили. Да погодите вы смеяться! Мы его раздели и привязали к стулу. Ну и рожа у него была, это надо просто видеть. Голый как червяк. Потом я взял кухонный нож и прижал ему промеж ног. Он как заорет! Хук говорит, оттого, что нож был холодный. Тут входит Марина. Мы ей сказали одеться во все прозрачное. Включили музыку, и она начала показывать стриптиз. Я этому говнюку говорю: если увижу, что тебе нравится и аппарат хоть раз шевельнется, — я тебе его отрежу. Марина уже в лифчике и трусиках, а он не пошевелился даже. Нет, вы понимаете — лежит, как мертвый!

   Все ржут как ненормальные. Девушка в конце стола чуть не подавилась. Даже Стэпу, кажется, весело. Баби не верит своим ушам.

 — Тихо, тихо, — говорит Сицилиец. — И тут мы слышим у дверей какой-то шум. А вдруг это предки Марины? Мы-то с Хуком смылись и оставили им голого парня на стуле и почти раздетую Марину. Просто сдохнуть можно, прикинь? Это надо было видеть.

 — А что сделали с тем говнюком?

   Баби смотрит на Паллину. И она смеет задавать такие вопросы?

 — Понятия не имею. Мы сбежали. Зато я знаю, что теперь он снова мутит с одной там… и у него крупные проблемы с этим делом. После нашего прикола он, наверное, как увидит раздевающуюся девку, так у него все падает.

   Апофеоз. Все ржут. Никто не понял, как и почему это случилось. Вверх взлетает кусок хлеба. И тут же за ним — настоящий ливень из объедков, бой на кусках мяса, картошки, опивках пива. Летит все. Девушки поспешно покидают огневые позиции. Парни кидаются дальше, злобно, с силой, наплевав на соседние столы, на то, что огрызки летят в других посетителей. Несчастный официант пытается их утихомирить. В лицо ему прилетает кусок домашнего хлеба в масле. Это что-то вроде овации. С официантом еще не случалось ничего подобного. Приходит время рассчитаться. Полло вызывается собрать деньги. Стэп берет Баби под руку и выводит из ресторана. Один за другим выходят и остальные.

   Баби вынимает кошелек.

 — Сколько с меня?

   Стэп улыбается:

 — Шутишь? Не надо ничего.

 — Спасибо.

 — Не благодари меня. Залезай.

   Стэп заводит мотоцикл. Баби садится сзади.

 — А кого же мне благодарить? Вон, Полло деньги собирает.

 — Да нет, это просто такая условность.

   Тут выбегает Полло и запрыгивает на свой мотоцикл:

 — Уходим!

   Все срываются с места. Мотоциклы летят по дороге, погасив фары. Из ресторана выбегает официант с кем-то еще. Кричат им вслед, безуспешно пытаясь прочесть номера.

   Рев мотоциклов разносится по переулочкам Фиано. Один за другим, свернув на полной скорости, вырываются к предместьям, пересекая улочки, крича, смеясь, гудя клаксонами. Вылетают на Тиберина, охваченные ночным холодом и влажной зеленью леса. И только тут зажигаются фары.

   Мотоцикл Полло подъезжает к Стэпу.

 — Неплохо мы пожрали в этом «Колоннелло».

 — Прямо даже хорошо.

 — Сорок евро с носа.

   Полло жмет на газ и, развязно хохоча, уносится вместе с Паллиной. Баби подается вперед.

 — Ты хочешь сказать, что мы не заплатили?

 — Ну да, а что такого?

 — Что такого? Но тебя же заметут! Вдруг они заметили чей-то номер!

 — У нас же фары были выключены. Ничего они не видели. Мы так всегда делаем, и ничего еще не случилось. Не каркай.

 — Я не каркаю. Я пытаюсь заставить тебя подумать. Даже если очень трудно. Ты не подумал о тех, кто работает в ресторане? Они потеют целый день у печей, накрывают для тебя на стол, готовят еду, убирают, моют — а ты на них плевать хотел.

 — Почему сразу плевать? Я же сказал, что мне дико нравится обедать в таких местах!

   Баби умолкает. Бесполезно. Она отодвигается от него. Вздрагивает от ночного ветра и лесной сырости. Но не от них одних. От того, что он не понимает и никогда не поймет. Она смотрит вверх. Ночь ясная. Вдалеке мерцают звезды. Прозрачные облачка скользят по луне. Все прекрасно, только вот…

 — Эй, Стэп! — рядом. Хук. — Ставишь полета евро на то, кто доедет до центра на одном колесе?

   Стэпу не надо повторять дважды.

 — Ставлю, — притормаживает и жмет на газ. Мотоцикл встает на дыбы. Баби едва успела удержаться.

 — Стэп! Стэп! — кричит она, молотя его по спине. — Прекрати! Остановись!

   Стэп осторожно сбрасывает газ. Мотоцикл становится на оба колеса. Хук едет немного дальше, провозглашая свою победу.

 — Какая муха тебя укусила? Чердак, что ли, протекает?