Три месяца, две недели и один день

— За свои слова или действия, или за всё вместе, имевшие место быть, когда ты приезжала ко мне домой, когда я уже был женат, но делала это в моё отсутствие, — с определённой долей враждебности вырывается из меня, — тебе не казалось это неуместным?

— Да, ты прав, — слишком скоро раздаётся в ответ, — мне не стоило, Дерек, и я прощу у тебя прощения, — но это явно из-за того, что Лив здесь вообще будто бы не при делах. Но она главное действующее лицо, так что…

— Извиниться перед Лив. Передо мной необязательно.

— И передо мной не нужно. Оставь это, Дерек.

— Но…

— Оставь. Всё в порядке.

— Тогда куда ты? — она выпрямляется в полный рост, подхватывая свой клатч и на секунду дотрагиваясь до моего правого плеча, словно говоря мне не кипятиться понапрасну, ведь ей не привыкать, но это всё нехорошо и неправильно. Даже если она этого не чувствует, мне больно за нас двоих, а за неё вдвойне. Я пытался воспринимать ребёнка и Оливию отдельно друг от друга, но они одно целое, хочется ей и мне этого или нет, так что всё тщетно и бесполезно. Пора признать утопичность своих никчёмных стараний.

— Отлучусь на минутку.

— Точно всё хорошо?

— Да, — и таким образом я остаюсь наедине со своими родителями, уже пребывая не в духе и в чём-то даже злясь на них. Не только на мать, но и на отца, потому что если она выбрала для себя роль плохого полицейского, ему стоило напомнить ей ещё дома, что по телефону она вообще-то желала для меня лишь счастья. И что нужно думать прежде, чем что-то говорить, чтобы не получалось так, что слова расходятся с делом. У нас же по сути так и выходит. Абсурдные заявления и вытекающие из них склоки точно не сделают меня счастливым.

— Я тебя не узнаю, Дерек, — мама переглядывается с папой, словно ему известно что-то такое, что недоступно ей и объяснило бы, что происходит со мной, а это лишь унылая и наивная фантазия, но обращается напрямую ко мне, — раньше бы ты никогда не попросил меня извиняться перед своей, между прочим, бывшей женой.

— Раньше я не знал, что ты делала.

— Но ты выглядел так, будто она разрушила и сломала твою жизнь до самого основания, и я ни за что не поверю, что ты резко взял и переменился из-за такой ерунды.

— Это не ерунда. Ты причиняла боль.

— Вряд ли большую, чем та, через которую наверняка до сих пор проходишь ты.

— Я не об этом хочу говорить.

— А о чём?

— Я всего лишь хочу вернуться к твоему вопросу и больше ничего. Так вот, мы будем растить, воспитывать и поднимать этого ребёнка совместными усилиями. Никакой единоличной опеки, — по крайней мере, на случай, если у нас что-то изменится, именно так всё и должно для них пока обстоять, — и я люблю тебя, мама, правда, люблю, но если бы я только знал обо всех тех визитах, я бы сразу же попросил тебя прекратить. Я могу лишь предполагать, насколько болезненными, оскорбительными и неприятными они были.

— По твоей Лив я этого, однако, не замечала. Вечно закрытая, погружённая в себя. Никогда не знаешь, что у неё на уме.

— Ты просто не пыталась узнать её, как следует, чтобы понять, что она такая, какая есть, а другая и не была мне нужна, — и по-прежнему всё ещё не нужна… — И ты, конечно, не обязана её любить и можешь этого не делать, но она мать вашего будущего внука или внучки, так что этот разговор окончен.

— И зачем тебе всё это нужно?

— В каком смысле зачем? У меня будет ребёнок, мама.

— Возможно, он даже не твой.

— Не верю, что ты снова за своё.

— А что прикажешь? Вот сделаешь экспертизу, и тогда…

— Не дави на него, Кимберли. Серьёзно, достаточно. Выйдем на улицу, сын.

— Что, по-твоему, ты делаешь, Бенджамин?

— То, за что ты мне ещё спасибо скажешь, и если Лив вернётся в наше отсутствие, прошу, держи себя в руках.

— Так что ты не мог сказать мне при маме? — я не против общения лицом к лицу, это не доставляет мне ровным счетом никакого дискомфорта, но просто хочется уже узнать, ради чего именно отец вывел меня из ресторана наружу. Неужели спустя столько лет брака и после двоих детей есть риск и вероятность сказать что-то такое, что обидит твоего партнёра по жизни?

— Знаю, мы воспитывали тебя так, что родителей надо слушаться, но, начиная с определённого возраста, это становится менее актуально. В общем, в твоём случае он уже давно настал, так что ты можешь учитывать мнение своей матери, а можешь вовсе не принимать его в расчёт, но что ты точно не обязан делать, так это непременно поступать так, как она намекает и хочет, чтобы ты поступил. И со мной то же самое. Ты больше не должен нам повиноваться, отчитываться и подчиняться, Дерек. Никому из нас. И, пожалуй, вообще никому в мире. Я верю, что у тебя есть своя голова на плечах. Так что в первую очередь слушай только её и никого больше, ладно?

Глава одиннадцатая

— Ты точно в порядке?