Три льва

— Это есть сила, спадары мои! — продолжал Собесский. — А вот православные попы учат свою паству, что не в государстве, которое-де всегда плохо, не в богатстве материальном вовсе счастье и спасение народное, а в богатстве одного лишь духа. Но как может нищий телом человек, плюющий на свое государство, быть богатым духом? Вы когда-нибудь видели голодранцев благородными людьми? Нет! Ксендз никогда не скажет прихожанину: наплюй на деньги, сдай все свое богатство на пользу храма, а сам махни рукой на достаток своего дома и живи в нищете, зато войдешь в царствие небесное… Никогда, панове! А попы такое говорят, сами при этом не желая в нищете жить почему-то! Богатым прихожанам есть что защищать, панове, есть за что умирать и кровь проливать! А что нищим защищать? Вот они и ждут любого захватчика как освободителя, ибо им плевать, при ком в бедности жить! Вот они и бегают туда, где их поманят медным пятаком или обещанием жирного куска! Это я о ваших православных, пан Самуль!

Володыевский при всей этой речи кивал, явно соглашаясь с Собесским. Лицо же Кмитича посерело, на лбу выступила жила. Михал даже испугался, что его друг сейчас набросится с кулаками на шурина. Но Кмитич неожиданно для Михала да и для растерявшегося было Володыевского вдруг произнес вполне спокойным голосом:

— Может, ты и прав в чем-то, Янка, но наше литвинское православие с московским не равняй. Ведь те же могилевчане, что открыли ворота войскам царским, так и думали: вот, мол, пришли свои русские православные. Ан нет! Не русскими оказались московиты! Не православными вовсе оказались их схизматики попы! Оказалось, что совсем другое там у них православие. Схизма! Поэтому давай четко линию проведем, и не мешать их всех в одном котле! Не нищие наши православные! Не нищие, пан коронный гетман!

На несколько секунд воцарилась напряженная пауза, вновь прерванная Кмитичем:

— Вот ты, Ян, Польшу вроде как в пример приводишь, сарматскую рыцарскую честь, костел. Верно все. А теперь вспомни, как французский ставленник на польский престол, едва приехав в Варшаву, удрал из нее, назвав страну варварской. Говоря так плохо о гражданах Литвы, ты уподобляешься тем французам, для которых и поляки — варвары. Ты приводишь в пример поведение граждан Литвы в период войны, когда они старались просто выжить. А на войне, верно, не все выходит по-христиански, ибо война сама по себе чужда христианской вере! По-христиански ли вели себя польские крестьяне, отрубающие головы солдатам Карла и Вильхельма? По-христиански ли, что польские крестьяне бесправней и бедней живут, чем литвинские? В Древнем Риме раб мог освободиться и сделать карьеру при дворе императора. У нас в Литве — запросто! В Польше же подобное и представить невозможно! В Польше Валериан Трепка выпустил «Книгу хамов» — Liber Chamorum, чтобы, не дай Бог, в шляхту какого-нибудь холопа не допустить!

Володыевский слушал, вновь кивая, явно соглашаясь уже с Кмитичем.

— Где же здесь твой справедливый костел? — продолжал Кмитич. — А по-сарматски ли, по-рыцарски ли повели себя польские гусары, убоявшись прийти вам с Михалом на помощь под Бялолукским лесом у Варшавы, когда шесть сотен гусар литвинских, цвет католической тяжелой конницы Литвы, порубали немцы и шведы? И только я с татарами магометянскими пытался вас спасти! По-сарматски ли ариан из страны выгонять только потому, что их меньше, чем кальвинистов и лютеран, и посему справиться с ними, как с детьми, проще?

Собесский низко опустил голову, но все равно было видно, как вспыхнули его щеки, как заиграли желваки на его бедовом лице, а рука крепко сжала эфес сабли. Михал испугался, что сейчас, задетый за живое, Ян набросится на Кмитича.

— Хватит! — вдруг вскочил тихий до сей поры Володыевский, да так сильно треснул кулаком по столу, что бутылка с токаем подпрыгнула и оказалась на земле, попадали все бокалы, опрокинулась и ваза с фруктами.

— Слушать вас более не могу! Братья по оружию, называется! На бойку собрались, называется! И это мы одним курсом идем, как того хотел Богуслав Радзивилл? Хватит! Не хочу ничего с вами более обсуждать! Единственное, о чем сейчас думать надо, так это не о том, как бы поссориться, а о том, как мириться! Мы говорим так, будто Ян уже король! Давайте лучше про турок думать. Мы не решили еще первой задачи, а уже ссоримся из-за второй!.. Турки! Вот кто может все наши планы обратить в прах!

— Верно, — согласились остальные…

* * *