В течение двух часов около бака побывало, как минимум, человек тридцать, некоторые — по второму, а то по третьему разу.
Наконец, где-то в районе одиннадцати, в окружении трёх наиболее активных граждан, туда прошествовал товарищ в белом халате и накинутом поверх него ватнике. Внимательно осмотрев бак и заглянув внутрь, обладатель халата вальяжно кивнул. Сопровождающие, не в силах сдержать эмоции, тут же принялись размахивать руками и шапками.
Минут через десять в тупичке уже вовсю кипела работа.
Честно признаюсь, такого трудового энтузиазма я на нашей станции ещё ни разу не видел.
Сразу трое сварных варили широкую и плоскую ёмкость на ножках, этакий супермангал, причем, судя по баллонам с аргоном, не из чёрного металла, а то ли из нержавейки, то ли из какого-то особого сплава. Им помогали, сменяясь, с десяток человек — кроили листы, таскали оборудование, что-то мастерили на установленных там же стальных верстаках. Среди этих помощников я с удивлением обнаружил двоих из нашей бригады: вагонника Кузьмича и путево́го монтёра Петруху.
Наблюдать за ними было весьма любопытно, но отвлечься от созерцания всё же пришлось. Во-первых, работа — задание на день никто не отменял, а во-вторых, я никак не мог отделаться от размышлений о «странном» некрологе в газете.
Что было в нём странного? Если смотреть на текст, то практически ничего. Он выглядел абсолютно стандартно, такие, как правило, печатались под копирку, знай только, меняй имена и должности, и сразу в набор. Да и сама гибель будущего подписанта Беловежских «кондиций» меня не так уж и взволновала. Помер и помер, скорбеть не буду. После Гайдара с Поповым удивляться подобному не приходилось. Другой слой времени — другая реальность. Пусть внешне она не так уж и отличается от ранее прожитой, но всё равно — изменения есть, хотя и не слишком значимые.
Значимые случились позавчера. В том некрологе меня потрясло не само известие о смерти Ельцина, а полный состав тех, кто его подписал.
Восьмым по списку в нём значился член Политбюро ЦК КПСС… Пётр Миронович Машеров.
Словно дубиной по голове треснули.
Он же погиб в автокатастрофе в восьмидесятом!
Мало того, я совершенно точно помнил, что ещё месяц назад среди высшего руководства страны его не было. По крайней мере, в газетных статьях, вышедших после смерти Брежнева, он не упоминался. В конце ноября Политбюро по болезни покинул Андрей Кириленко, и его место занял Гейдар Алиев. Во вчерашней газете Алиев упоминался лишь в качестве кандидата в члены Политбюро, а вот Машеров…
Нет, это не могло быть случайностью. Реальность и вправду менялась, и кто в этом был виноват, неизвестно. То ли синицынские эксперименты в 2012-м так повлияли, то ли мои похождения здесь… В любом случаем, в новом послании в будущее все значимые изменения требовалось отразить как можно подробнее.
Пока в голове крутилось единственное объяснение: свято место пусто не бывает. Если в текущей реальности внезапно исчезает один человек, его место сразу занимает другой. И наоборот, если тот, кто должен погибнуть, остается в живых, вместо него погибает его антипод. Умер Ельцин — выжил Машеров. Спаслись в «Лужниках» четыре десятка парней и девчонок — померли Попов и Гайдар…
Изготавливать посудину из нержавейки закончили где-то в начале второго. Даже на обед не ходили, такая внезапно тяга к работе образовалась.
В горловину бака, как я заметил, опустили насос, потом включили питание и начали перекачивать неизвестную жидкость из бака в посудину. Процесс несколько раз останавливался и занял около получаса. Когда перекачка закончилась, в тупичке появился давешний «химик» в халате и ватнике. Минут десять он, словно кот, ходил вокруг заполненной ёмкости, присматриваясь и принюхиваясь. Затем, повернувшись к благоговейно наблюдающей за действом толпе, подозвал к себе пару помощников и принялся что-то вдумчиво им объяснять. Те внимали ему с таким видом, как если бы слушали откровения спустившегося на землю мессии.
Закончив инструктаж, «химик» ушёл, и в тупичке опять закипела работа.
Под посудиной зажгли сразу четыре костра, а жидкость внутри начали хитрым образом перемешивать — то по часовой стрелке, то против, то отгребали к краям, то, наоборот, к центру…
А потом в мастерской появились двое из локомотивного с очередным сломанным инструментом, и я снова отвлёкся…
О том, что процесс подходит к концу, меня известил зашедший «на огонёк» Захар:
— Бросай свои железяки, Дюх! Пойдём глянем, чего там деповские учудили.
Вытерев руки ветошью и накинув бушлат, я выбрался за Захаром на улицу.
Возле «мангала» собралось человек тридцать, но место, чтобы посмотреть, ещё оставалось.
— Гляди, гляди! Аркадьич пробу снимать будет… Ага! Точно! Уже чемоданчик открыл… — гомонили в толпе.
Я вытянул шею и даже привстал на цыпочки, чтобы лучше видеть.