— И что? — пробурчал я, отдвигая одну тарелку, пустую, и придвигая к себе другую, полную.
— А то, что у нас скоро праздник — пятьдесят лет комсомольской организации отделения. Ты что, на собрании не был?
— Да был я там, был.
— Ну, вот видишь. Это будет десятого, а одиннадцатого у нас концерт самодеятельности. Не помнишь, что ли?
— Помню, конечно.
— Да перестань, наконец, ложкой греметь, когда с тобой разговаривают…
Увы, все комсомольские секретари похожи на женщин. В смысле, ведут себя точно так же. Требуют, чтобы их слушали, а сами, как правило, несут не стоящую внимания ерунду… с мужской точки зрения естественно, а не с женской…
Я тяжело вздохнул, отложил ложку и уставился на Крайнова.
— Я тебя внимательно слушаю.
— Ну, значит так, — изобразил воодушевление собеседник. — От нас в самодеятельности почти никто не участвует, и это плохо. Только двое согласились стихи почитать, а один сказал, что может какую-то пантомиму изобразить. Но этого мало. Надо, чтобы кто-то ещё и спел что-нибудь…
— У меня самоотвод, — нашёлся я, догадавшись, что под неназванным кем-то имеют в виду меня.
— Не получится. На бюро тебя уже утвердили, — покачал головой Крайнов.
— Как утвердили, так и разутверди́те, делов-то!
— Нельзя. Я уже и в партком списки отправил и НОДу[1] сказал.
Я досадливо крякнул и почесал в затылке. НОД и партком — это серьёзно. С ними ругаться не сто́ит. Вдруг проверять начнут и выяснят, что я, блин, совсем не тот, за кого себя выдаю. Так что хочешь не хочешь, придётся полезать в кузов.
— Ладно. Что надо делать?
— Ты Матвея Долинцева знаешь?
— Ну, знаю.
— Свяжись с ним, он всё объяснит.
Володя ещё раз хлопнул меня по плечу, весело подмигнул и умчался в неизвестном направлении.
Вот так всегда. Кто-то отрапортовал, а кому-то за всё отдуваться…
К счастью, Матвея мне искать не пришлось. Он сам меня отыскал часа через два.
— Слушай, Андрюх, ты это… извини, что так вышло. Крайнов меня с утра заловил, я и ляпнул ему про тебя, не подумавши.
Судя по его растерянному и виноватому виду, Матвей меня не обманывал.
— Ладно. Проехали, — махнул я рукой. — Что делать-то надо?
— Да, в общем, ничего такого особенного, — Долинцев явно обрадовался, что я не стал на него наезжать, и начал довольно бодро рассказывать о моей роли в предстоящем через две недели событии…
Вечером, перед тем как снова встречаться с Матвеем и его «бандой», я достал песенник и принялся его перелистывать. Нового сообщения из 2012-го не обнаружилось. Впрочем, я и не ожидал, что оно так быстро появится. С того момента, когда я сунул Шуре в портфель очередное послание в будущее, прошло меньше двух суток, поэтому паниковать было рано. Вот дня через три-четыре, там — да, можно и поволноваться, а пока — ну его нафиг, нервы надо беречь…
С портфелем, кстати, всё вышло просто отлично. Приятелю после сложного разговора срочно понадобилось «по-маленькому», и свой портфель он оставил на лавке, чем я, собственно, и воспользовался. Что же касается самого разговора, то сказать, что Синицын был потрясён, значит, ничего не сказать…
— Не понимаю, что это, — закончив читать, он поднял глаза и недоуменно уставился на меня.
— Это твои размышления о природе одного научного феномена и соображения, как лучше собрать устройство для перемещения чужого сознания по оси времени.
— Ты хочешь сказать: это написал… я?
— Ты, конечно. Кто же ещё?
— Но… я не помню.
— Естественно. Как можно вспомнить то, что будет написано через тридцать лет.
Эту сложную мысль Синицын обдумывал долго. А когда закончил, то радостно заявил:
— Я понял. Ты решил меня разыграть.
Я мысленно выругался. Вроде умный пацан, а такую фигню сказал. Придётся помочь.
— Нет, Шур. Я тебя не разыгрываю. Всё это написал именно ты и никто другой. Просто это случилось не сегодня и не вчера. Ты написал это через тридцать лет, в 2012-м. Хочешь спросить, откуда я это знаю? Ответ до безобразия прост: потому что я сам оттуда.
— Откуда оттуда? — вытаращился на меня Шурик.
— Из будущего, откуда ещё? — пожал я плечами…
Убедить приятеля в реальности происходящего оказалось непросто.
Для начала я поведал ему о нескольких любопытных случаях, произошедших с ним до нашего знакомства и о которых он никому не рассказывал… В смысле, пока не рассказывал.
Потом он узнал о своих планах на ближайшее будущее, про которые он тоже ещё никому ничего, но что обдумывал — это точно.
Главным же доводом, что я над ним не прикалываюсь, а говорю абсолютно серьёзно, стало моё объяснение про деньги от Кривошапкина и «неожиданный» лотерейный выигрыш…
— Но если ты всё равно мне не веришь, попробуй сыграть в неё сам, — добавил я напоследок. — В следующую субботу состоится 49-й розыгрыш. Тебе какой вариант интересен, «6 из 49» или «5 из 36»?
— Ну, эээ… пусть будет шесть, там вероятность ниже, — повёлся на подначку Синицын.
— Отлично. Значит, запоминай. Выигрышные номера — 16, 19, 24 и 46.
— Но это четыре номера. А где ещё два?
Я ухмыльнулся.
— Оставшиеся угадывай сам. Но эти — железно, выиграешь рублей сто. И, кстати, номер 16 будет выигрышным и в другой лотерее, где надо пять угадывать.
— А остальные?