Сначала в окошке мелькнула физиономия Иваныча, потом он махнул рукой и для верности несколько раз постучал по стеклу костяшками пальцев. Только тогда я, наконец, спохватился, быстро собрал манатки и через пару минут уже поднимался по лестнице недостроенного учебного здания…
— Почему здесь? Почему не в нормальном месте? — это было первое, что спросил Михаил, когда мы поздоровались.
Пожав плечами, я обвел взглядом ещё не отделанное помещение:
— А чем тебе это не нравится? Тепло, светло и мухи не кусают. Ну, в смысле, никто не подслушивает.
Смирнов фыркнул, но спорить не стал.
— Вот. Привёз, что просил, — выложил он на стол две запечатанные в плёнку кассеты.
— Отлично!
Я вынул из сумки магнитофон, включил его в сеть и распечатал одну из кассет.
— Что это? — вздрогнул Смирнов, когда из динамика раздался знакомый голос.
— Я полагаю, что это послание. Тебе от тебя же, только из будущего.
Михаил протянул руку и щёлкнул по клавише. Кассета перестала крутиться.
— Как такое возможно?
Взгляд у него был напряженным, и я хорошо понимал, почему.
— Думаю, это кое-что объяснит.
Раскрытый на последней странице песенник лёг перед «чекистом» на стол.
— Почерк узнал?
— Да, — кивнул Михаил, присмотревшись.
Текст он читал внимательно, а после того, как прочёл, снова взглянул на меня:
— Половину написал я, а вторую, выходит, твой друг Синицын, так?
Я наклонил голову.
— Именно так. Угадал.
— Понятно. Значит, получается… ты можешь отправлять сообщения в будущее, и тебе отвечают?
— Всё верно. Могу. Только это непросто, и переписка имеет… хм… разные побочные эффекты.
— Какие? — заинтересовался Смирнов.
— Разные и не всегда положительные. Лучше всех в этом деле разбирается Шура Синицын. В будущем, кстати, вы с ним на этой теме, можно сказать, скорешились. Здесь, я надеюсь, общий язык тоже найдёте.
— Он тоже знает, кто ты на самом деле?
— Узнал месяц назад. И очень помог мне.
— В чём?
— В том, что собрал специальный прибор, который поможет мне возвратиться в будущее.
— Ты что, и, правда, хочешь вернуться? — опешил Смирнов.
— А почему ты этому удивляешься? — изобразил я ответное удивление.
— Ну… прожить ещё одну жизнь — это, наверное, здорово. Попытаться исправить ошибки прошлого — что может быть интереснее? Кое-кто за такую возможность и прежней жизни не пожалел бы.
Я тяжело вздохнул и забрал песенник.
— Нет, Миш. Ты ошибаешься. Хотя бы в той части, что когда человек исправляет старые ошибки, он обязательно делает новые, и получается ещё хуже. Но, в принципе, сейчас это не особенно важно. Сегодня мне нужно другое. Мне нужен ты. Только не сегодня, а завтра. Вот в этом месте, — я протянул ему бумажный клочок с адресом дачи.
— Считаешь, что без меня перенос не получится? — проговорил Смирнов, пробежав по листочку глазами и спрятав его в карман.
— Я не считаю. Я знаю. И даже могу объяснить. Но не уверен, поймёшь ли.
— А ты попробуй, — прищурился Михаил.
— Ладно. Попробую.
Я негромко прокашлялся и начал не торопясь объяснять.
— Дело всё в том, что наш общий в будущем друг Синицын сумел разработать и экспериментально проверить так называемую теорию одиночных кварков. Кварки, чтобы ты знал — это такие кирпичики, из которых состоят все сильно взаимодействующие частицы. Из них, в свою очередь, состоят атомы, а из атомов всё вещество нашего мироздания. Кварки появились сразу после Большого Взрыва, а как только температура Вселенной понизилась, начали своё путешествие по расширяющемуся континууму. Только не в одиночестве, а намертво слившись по трое с другими такими же. Это явление, эту неразрывную связь учёные называют конфайнментом, а кварковые тройки — барионами. Именно они составляют основную массу Вселенной. Помимо долгоживущих кварковых троек существуют и короткоживущие пары, соединяющиеся по типу кварк-антикварк. Такие пары называют мезонами, и они являются переносчиками сильного и слабого взаимодействия между частицами. Если, к примеру, рассматривать их в аналогии с человеческим обществом, то всякий мезон — это как бы двое влюбленных, а барион — трое закадычных друзей.
— То есть, любой кварк можно считать мужчиной, а антикварк женщиной? — догадался Смирнов.
— Ну да. Так оно примерно и есть. И, кстати, пары «мужчина-мужчина» и «женщина-женщина» в мире элементарных частиц не только противоестественны, но и бессмысленны. Им попросту нечем соединяться, да, в общем, и незачем, — позволил я себе короткий смешок.
— Это я понял, — кивнул Михаил. — Но ты вроде бы говорил, что твой друг разработал теорию одиночек, а вовсе не троек и пар?