Три кварка (1982-2012)

— Да так. Дела у нас кое-какие имеются. Приватные, не для всех.

— С Риммой? — ахнула Таня Стеценко и тут же прикрыла ладошкой рот, будто бы ужаснувшись этой «крамольной» мысли.

Довольный произведённым эффектом, я, не торопясь, убрал в сумку учебник, потом тетрадь, потянулся, крякнул и… больше не в силах сдерживаться, расхохотался в голос:

— Да с мужем её, Пал Борисычем, я сегодня встречаюсь. А вы что подумали?

Спустя пару секунд ржали уже все. Включая Таню и Шурика, догадавшегося о шутке последним.

— Ну, ты, брат, даёшь! Туману напустил, мама не горюй, — хлопнул меня по плечу Саша Бурцев, когда веселье, наконец, стихло. — Артист, блин!

— Точно! Купил, так купил, — подтвердили эту мысль остальные.

И только Таня разочарованно выдохнула:

— А вообще жалко. Мне так любопытно было, чуть не умерла, так хотелось узнать, что у вас за тайны такие.

— Да нет там никаких тайн, — ухмыльнулся я, закидывая на плечо сумку. — Сплошная рутина.

— А ты нам расскажешь потом? — не унималась Стеценко, поддерживаемая мужской частью нашего коллектива.

— Расскажу, обязательно расскажу. Но после, — успокоил я ее, уже прикидывая сценарии предстоящей встречи в бильярдной.

Однако пока ничего путного на ум не приходило.

«Ну, что ж, будем действовать по обстановке. Ибо, как говаривал Наполеон, надо ввязаться в битву, а там… Там оно всё само собой образуется. Не боги горшки обжигают. Прорвёмся…»

* * *

— Добрый вечер, Павел Борисович, — поздоровался я, входя в бильярдную.

— Здоро́во, коли не шутишь, — капитан Кривошапкин отступил от затянутого сукном стола и протянул для приветствия руку.

В помещении он был один. Видимо, ждал меня, а остальные товарищи офицеры должны были подойти попозже. Где-нибудь к половине восьмого, когда требующий ремонта инвентарь будет, наконец, приведён в норму.

— Ну что, к работе готов? — поинтересовался Павел Борисович после того, как мы обменялись рукопожатием.

— Готов, — я приподнял авоську и показал завёрнутый в целлофан инструмент. То есть, прищепки с резинками, клей, шлифовальные вкладыши-погремушки, упаковку бритвенных лезвий и точилку для карандашей, стёсанную под размер стандартного кия.

— Молодец. Вижу, что подготовился, — похвалил капитан. — Что ж, пойдём тогда, покажу тебе наше хозяйство.

Положив свой кий на бортик стола, он отвёл меня к киёвнице, расположенной в углу помещения рядом с небольшим верстаком и грифельной доской для подсчёта очков в «классике».

— Вот, смотри. На три кия наклейки[2] я уже присобачил, надо бы их обтесать-обработать. А эти два не успел.

Капитан вытащил крайний кий и показал почти истёртый до дерева наконечник.

Я принял из его рук инвентарь и внимательно осмотрел полированный «стержень». Кий оказался составным, с пластмассовой скруткой. Запилы длинные и тонкие, но не классические под ёлочку, а «короной». Турняк хоть и слегка потёртый, но, как и шафт, ровный, без шишек и впадин. Да и вообще, на мой взгляд, структура и форма дерева были близки к идеалу. Видимо, и впрямь мастер работал. Причём, хороший.

— Чемодановская работа, — с гордостью пояснил Кривошапкин, глядя, как я рассматриваю «инструмент».

— Чемоданов? — переспросил я, припоминая имена и фамилии «бильярдных» кудесников прошлого. — Это который у самого Сталина тренером подрабатывал?

— Нет, не он, — рассмеялся Павел Борисович. — Это сына его, Геннадия, кий. Но тоже, почти раритет.

— Понял, — кивнул я, вспомнив, наконец, о ком идёт речь. — Старший вроде ещё и шары отличные мастерил, из слоновых бивней вытачивал. И столы делал малыми партиями.

— Точно, — подтвердил капитан. — Чемодановские столы сейчас днём с огнём не найдёшь. У нас, в МВО[3], по слухам, всего один сохранился. Да и тот во Владимире, в клубе учебного центра. Сам генерал Лушев[4] пытался его к себе утащить. За это дело зампотылу и начштабу учебки по новенькой «Волге» давал, а командира и вовсе в Москву перевести обещался. С повышением, служебным жильём, всё как положено.

— И что?

— Не вышло у него ничего, — развёл руками Павел Борисович. — Костьми мужики легли, но стол не отдали.

— И это правильно. Музейные ценности отдаче не подлежат.

Капитан в ответ усмехнулся, хлопнул меня по плечу, глазами указал на верстак и, ничего больше не объясняя, продолжил прерванную тренировку. Я же, вынув из авоськи приспособления и расходники, приступил, наконец, к делу. Под музыку. То бишь, под стук соударяющихся друг с другом шаров и негромкие чертыхания Кривошапкина.

* * *