— Предлагаете его с кем-нибудь… эээ… познакомить? Среди тех, кто нам помогает, кандидатуру подыскать можно. Есть у нас на примете молодые, незамужние, симпатичные.
— Да бог с тобой, Константин. Мы же не сводники, — отмахнулся от предложения Пётр Сергеевич. — Сам найдёт, надо только не упустить момент… Хотя…
— Попробуем?
— Нет. Пробовать мы ничего не будем. Мы сделаем вот что. Как только придёт ответ на запрос, ты сразу свяжись с территориалами, договорись обо всём и смотайся в его родной город денька на три, на четыре. Если у Свояка и имеется какая-то пассия, то, скорее всего, обзавёлся он ей ещё до поступления в институт.
— Может, лучше Михаила пошлём? Ему полезно проветриться.
— Не стоит. По возрасту Смирнов к Свояку ближе, чем ты. Так что ему лучше не отвлекаться, пусть налаживает контакт. И Кривошапкина пусть тоже задействует. Думаю, тот не откажется.
— Хорошо. Сделаем, — кивнул Константин. — Какую легенду мне в командировке использовать? Придётся ведь с учителями общаться, с одноклассниками Свояка, друзьями, приятелями. В лоб, конечно, было бы проще, но как-то оно, на мой взгляд, не очень…
— Логично. Лишние подозрения нам ни к чему, — согласился с Ходыревым генерал. — Считаю, тебе надо представляться кем-нибудь из Спорткомитета. Или из федерации по какому-то виду. Типа, нашёл спортивный талант, хочешь других поискать, в том же месте, делянку за собой застолбить. Свояк ведь парень спортивный, рос не в тайге, где-то ведь занимался.
— Бильярд? — поинтересовался майор.
— Бильярд не получится. Такой федерации у нас нет, — покачал головой Пётр Сергеевич. Потом порылся немного в бумагах и, найдя нужное, прочитал:
— Играет в настольный теннис на достаточно высоком уровне.
— Чемпион Берлина по теннису, — вновь процитировал Ходырев «Семнадцать мгновений…»
Оба «чекиста» сдержанно посмеялись.
— Ну что ж, пусть будет теннис, — подвёл итог генерал. — Ещё какие-нибудь соображения есть?
— Да вроде бы нет. Всё понятно.
— А раз понятно, тогда иди, готовь план по дальнейшей разработке объекта. Как сделаешь, сразу ко мне.
— Есть, — ответил майор, вставая.
Впрочем, быстро покинуть начальственный кабинет Константину не удалось. Пётр Сергеевич остановил его внезапным вопросом:
— А, кстати, почему Свояк?
— В смысле?
— Почему такой псевдоним?
Ходырев пожал плечами.
— Да чёрт его знает. У меня тут на днях Свиридяк интересовался, как переводится с английского «селфер»?
— Селфер? — удивился Пётр Сергеевич.
— Ну да, селфер. Я ему перевёл это как «самопальщик». А потом подумал и решил для себя, что правильнее будет «свояк».
Генерал коротко усмехнулся:
— М-да. Фантазии никакой. Хорошо хоть «чужим» не назвали.
— Чужой было бы чересчур, — улыбнулся в ответ Константин…
В эту ночь, как и в предыдущую, я снова не спал. Сутки назад не мог уснуть от неожиданно свалившегося на меня счастья, а сегодня всё было с точностью до наоборот. Лежал на кровати, уставившись в потолок, вставал, бродил неприкаянной тенью по комнате, регулярно натыкаясь то на стул, то на стол, то на шкаф, запинался о валяющиеся на полу шмотки. Потом опять падал ничком в постель и затыкал уши подушкой. Только чтобы не слышать одну и ту же повторяющуюся фразу: «Гад! Сволочь! Подлец! Господи! Какая же я дура!»
Хотелось забыться сном. Хотелось отчаянно, до потери рассудка.
Увы, уйти от реальности не удавалось. Раз за разом, снова и снова, опять и опять я прокручивал в голове предыдущий день. Пытаясь найти ответ на главный вопрос. Почему? Почему я всё ещё жив? Почему не умер от брошенных в лицо слов? Заслуженных слов. Подходящих мне как нельзя лучше…
Некоторое облегчение наступило к утру. Скорее всего, это была просто усталость.
Общее напряжение спало, и мысли стали более адекватными. Видимо, сработали некие защитные механизмы. Мозг перестал заниматься саморазрушением и заработал в щадящем режиме, перейдя от самоедства к анализу. Короче, я принялся думать, сопоставлять, прикидывать. Причём, анализировать стал не свои действия, а поведение Лены. Её я понять не мог. Вообще. Нет, поначалу она вела себя вполне предсказуемо. Так, как и должна действовать каждая женщина, желающая захомутать понравившегося ей мужчину. Эдакая гремучая смесь романтики и прагматизма. И всё это в одном флаконе. Как и положено.
До определённого момента «охмурение» шло на ура. Я вёлся буквально на всё. Брыкался, конечно, но, в целом, двигался в «правильном» направлении. Любая попытка к бегству пресекалась мгновенно. Шансов «соскочить» не было.
Но затем что-то пошло не так. Совершенно не так. Сразу после того, как я сотворил страшное — попользовался Леной в особо циничной форме, фактически, изнасиловал.
Блин! Да любая нормальная девушка, как минимум, пребывала бы в шоке от сделанного кавалером. Моя же отчего-то восприняла случившееся как должное. Будто и не было ничего. Словно это пустяк, рутина. Нет, можно, конечно, списать странности её поведения на пресловутый «стокгольмский синдром», но это ведь не тот случай — в заложники её никто не брал.