Со Смирновым получилось ещё интереснее. В «Макстрое» двухтысячных отношения у нас с ним сложились вполне доверительные и, можно сказать, дружеские, поэтому лично для меня (когда отошёл от первоначального шока) проблем с переходом на «ты» почти не возникло. А он, видимо, заранее проинструктированный руководством, со своей стороны этот переход форсировал. В результате чего в бильярдной быстро организовались две разновозрастные компании. Один стол оккупировали мы: капитан Кривошапкин, старлей Смирнов и я. На втором гоняли шары старшие (как по возрасту, так и по званию) офицеры: два майора и один подполковник.
Спустя полчаса обе компании объединились. Отвлеклись от бильярдной игры и приступили к уточнению деталей предстоящей на следующий день «операции». Младший Ходырев, принявший на себя обязанности «начальника штаба», предложил нам на выбор два плана. План А, в котором меня сразу выводили на каталу-мошенника, и план Б, где главную роль играл капитан Кривошапкин, а я появлялся на сцене в самом конце и быстро отыгрывал профуканную товарищем партию.
После бурных, но не слишком продолжительных обсуждений за основу приняли вариант Б. Большинством голосов. Единственным воздержавшимся оказался Василий Васильевич, пробурчавший себе под нос:
— Не нравятся мне эти сложности, дождались бы просто, когда студент этих уродов уделает, набили бы всем морды, деньги забрали и в сторону.
— Не волнуйся, Васильич. Морды мы этим козлам набьём в любом случае, за нами не заржавеет, — ровным тоном ответил ему Иван Николаевич, завершая тем самым «прения по вопросу».
Против последнего пункта никто возражать не стал — процесс вразумления надо доводить до конца, жуликов нам жалеть ни к чему…
Павел и Михаил появились в моей комнате ровно в 14:00. Оба — в «цивильном». Миша косил под «свободного художника»: джинсы и растянутый едва ли не до колен свитер. Паша — под «артиста больших и малых театров»: «заграничный пиджак», тёмные очки и чёрная «как у Боярского» водолазка. Артистический образ был немного подпорчен стандартным армейским вещмешком на плече. Зачем он понадобился, выяснилось через минуту, когда товарищи офицеры внимательно осмотрели меня с ног до головы и старший лейтенант Смирнов коротко резюмировал:
— Не пойдёт.
— Что не пойдёт?
— Всё не пойдёт. Одёжку тебе надо сменить, вот что.
— И обувь, — добавил капитан Кривошапкин, скидывая с плеча «сидор» и начиная в нём рыться. — Размер у тебя какой?
— В смысле, ноги?
— Ага.
— Ну-у, сорок два.
— Это хорошо, — кивнул Павел, выуживая из вещмешка какой-то газетный сверток и протягивая его мне. — На, держи. Как раз твой размерчик.
— А не жалко? — поинтересовался я, когда развернул газету.
— А чего жалеть-то? — пожал Кривошапкин плечами. — Мне они всё равно малы, даже не надевал ни разу. А тебе, думаю, самое то.
Он угадал. Размерчик и впрямь оказался мой. Супермодные в СССР кроссовки с белыми полосками по бокам, трилистниками на запятниках и надписями «Адидас» на концах язычков сидели на ногах, как влитые.
— Другое дело, — одобрительно хмыкнул Смирнов, глядя, как я с довольным видом расхаживаю по комнате и приноравливаюсь к иностранной обувке. — Ну что, ве́рхом теперь займёмся?
— Верхом? А что с ним не так? — удивился я, останавливаясь и поправляя рукава своей купленной недавно ветровки.
— Всё не так, — хохотнул Михаил, поворачиваясь к Павлу. — Доставай, Паш. Будем из него сейчас человека лепить. Джинсы и родные сойдут, чоботы уже подобрали, осталось только пиджачок поменять.
— Эт можно, — усмехнулся тот, вновь наклоняясь к мешку.
Извлечённая из него кожаная куртка оказалась такой же новой и ненадёванной, как и кроссовки. К тому же, весьма удобной — словно на меня шили.
— Во! — поднял большой палец Смирнов.
— Здо́рово! — подтвердил Кривошапкин, поигрывая брелком с ключами от автомобиля. — Типичный такой мажор получился.
Сунув руки в карманы, я подошёл к шкафу, открыл створку и посмотрел на своё отражение в зеркале. Действительно, конкретный такой пацан, понтовый. Даже лет как будто прибавилось.
Нацепив на лицо кривую ухмылку, повернулся к парням, осклабился и продемонстрировал им классическую распальцовку девяностых-двухтысячных:
— Ну чё, пацаны? Может, конкретно в кабак забуримся? Колёса есть, бабки тоже. Шмар подцепим, замутим, в натуре, бардак, оттянемся не по-детски. А?
— Эээ-мм, — только и смог выдавить из себя Павел, возвращая на место «упавшую» челюсть.
— Не, Андрюх. Это уже перебор, — рассмеялся Смирнов. — Под блатного тебе косить ни к чему. Спугнёшь клиентов, всё дело провалим.
— Ну, ни к чему, так ни к чему, — согласился я, опуская руки и слегка расслабляясь. — А так подойдёт?
— Так нормально, — наклонил голову Михаил. — Суетливости только немного добавь. Но только в руки. Вроде как не до конца уверен в себе. Морда чтоб кирпичом была, а движения дёрганые — типа, ссыкливость в тебе пока что имеется, сопли́в ещё с дядями на равных работать… Вот, теперь хорошо. Молодец.
— Это точно, — вклинился в разговор Кривошапкин. — Каталы такого ни в жизнь не пропустят.
— Ну что ж, тогда вроде бы всё. Пора выдвигаться.