Три кварка (1982-2012)

— Пусть эта веточка будет нашим потоком времени, а эта — тем, где Андрей. По нашей ползут два муравья. Предположим, это мы с тобой. На соседней ветке ещё один муравей. Считаем, что это Андрюха. Все трое связаны одной цепью. Ну, то есть, видим друг друга, ароматы всякие испускаем, ультразвуки… не знаю, как это бывает у муравьёв, но, в любом случае, ползём мы в одном направлении. Вот сюда, где веточки сходятся.

— А дальше?

— Дальше всё как обычно. Собираемся в преступную группу и всей шайкой-лейкой движемся с хабаром к своему муравейнику.

— Ну, хорошо. А женщины здесь причём?

— Во-от, я ждал этого вопроса, — удовлетворённо отметил Синицын. — Гляди сюда. Видишь, тут есть ещё одна веточка, впритык к Андреевой?

— Вижу.

— Отлично. Предположим теперь, что по этой третьей веточке тоже ползёт муравей. Точнее, не муравей, а муравьиха.

— Муравьихи обычно дома сидят, яйца откладывают, — засмеялся Смирнов.

— Да какая фиг разница, — отмахнулся профессор. — Ну, пусть это будет не муравьиха, а какая-нибудь жучиха или, например, бабочка. Главное, чтобы знака она была другого. То есть, реально баба.

— И что?

— А вот что. Она ведь тоже флюиды какие-то испускает, верно?

— Ну… да. Наверное, испускает.

— Вот. А наш Андрей-муравей эти флюиды чует и начинает жвалами шевелить. Типа, что это за девица-красавица? Вся такая из себя ароматная. Только подумает и сразу же, шаг за шагом, бочком-бочком, всё ближе и ближе к дамочке подползает. Интересуется, одним словом, охальник.

— А она? — улыбнулся Михаил Дмитриевич, представив в мыслях описанную Шурой картину.

— А что она? Она тоже интерес проявляет, и начинаются у них, как водится, пчелиные танцы. Ах, сударыня, какие дивные погоды нынче стоят. Ах, сударь, я зонтик с собой не взяла, боюсь под дождик попасть… Короче, туда-сюда, слово за слово, оглянуться, блин, не успеешь, как тебя уже в чужой муравейник ведут. И купидончики розовые над головой шастают. Тьфу, одним словом!

— Да уж, — покачал головой подполковник. — Интересно девки пляшут. Выходит, чем больше муравей муравьихой чужой увлечётся, тем слабее связь с дружбанами.

— Однозначно. А если совсем голову потеряет, может и вовсе пропасть. Навсегда останется в чужом для себя временно́м потоке. Такие вот, Миш, пироги, — развёл руками Синицын. — Ситуация для нас, сам понимаешь, очень и очень хреновая.

— Хреновая, — согласился Смирнов. — Однако не безнадёжная.

— Думаешь?

— Уверен.

— Почему?

— А ты сам посуди. Андрея я уже лет десять как знаю, ты и того больше. И вот ни разу, ни разу, заметь, не припомню случая, чтобы он налево сходил. Интрижки, может, и были какие, но чтоб по серьёзному… Нет, не было. Я, по крайней мере, об этом не слышал.

Синицын почесал затылок, задумался.

— Ну да, верно всё говоришь. Он и вправду такой. Сейчас такой. А вот в молодости…

— Что в молодости?

— Ну-у… в молодости-то Андрюха, пока не женился, тем ещё фруктом был. Как только мало-мальски приличная девица в поле зрения появлялась, сразу — нос по ветру, хвост пистолетом. Романы крутил — только в путь…

— А потом?

— А потом с Жанной своей познакомился и… Короче, влюбился конкретно, на других баб даже смотреть перестал.

— Что? Совсем? — удивился Михаил Дмитриевич.

— Ага. У них там такая любовь пошла — мама не горюй. Встретятся, бывало, встанут где-нибудь в уголочке, возьмутся за руки и смотрят друг на друга, как два удава. А потом — бац! — кролики, ещё секунда — опять удавы. На окружающих — ноль внимания.

— Вообще?

— Почти. Я, помнится, как-то эксперимент провёл. В такой вот момент подвалил к Андрюхе, типа, на пиво стрельнуть, так он только руку в карман сунул, всё что было, рублей пятнадцать-семнадцать, мне скинул и по новой — в гляделки играться. Час потом шарился по общаге, искал, где деньги посеял.

— Нашёл? — усмехнулся «чекист».

— Вернул я ему… половину, — хохотнул Шурик. — Одним словом, форматнулся он тогда капитально, по факту — другим человеком стал. Я вот, например, трижды женился и нифига подобного не испытывал. Поэтому, наверное, разводился потом, и года не проходило… А вообще, знаешь, Миш, ну их к лешему, этих баб! Одни проблемы от них.

— Это верно, — вздохнул Михаил Дмитриевич. — Проблемы…

Мужчины помолчали немного, а затем Синицын тоже вздохнул и попробовал подытожить сказанное:

— В общем, надо нам, Миша, как-то поактивнее действовать. Не знаю пока, как именно, но… надо.

— Предлагаешь ещё одно послание отправить? — вскинул брови Смирнов. — Зачем? Андрей ещё предыдущее не прочёл. Да и неясно к тому же, прочтёт ли вообще.

— Прочтёт-прочтёт, можешь не сомневаться, — успокоил профессор «коллегу». — Тут ведь дело такое. Чем больше у него якорей появится в нашем времени, тем меньше шансов сорваться.

— Якорей? В каком смысле?

— В прямом. Считаю, что сейчас ему нужен некий баланс между новыми и старыми впечатлениями. То есть, он должен не просто молодостью своей наслаждаться, но и помнить то лучшее, что было у него в будущем, и действовать так, чтобы не напортачить. А напортачить он может. Наверняка ведь захочет что-то исправить, что-то изменить в своей жизни. И, думаю, не только в своей.

— Уверен?