Три кофейни

– Какой у нее цвет глаз?

Я не знаю? Нет, я помню. Мне просто нужно посмотреть на фотографию. Да кого я обманываю?

– Не помню, – честно признался я.

Я жил с человеком, о котором не знал ничего. Это так странно. Когда не знаешь, сколько ложек сахара в кофе она любит. Когда не знаешь ее любимой книги, не говоря о писателе. Когда громко заявляешь о любви, не имея представления о ней.

– Да, – будто прочитав мои мысли, сказала она.

Я смотрел ей в глаза, не зная, что и сказать. Не было слов. Я находился в недоумении.

– Как вас зовут? – нарушила молчание она.

– Вячеслав, – ответил я. – А вас? – задал встречный вопрос.

– Венера. Жду вас завтра на этом же месте, в это же время. До встречи, Вячеслав! – сказала она и ушла.

Позже она призналась, что закурила первый раз в жизни для того, чтобы завязать со мной разговор. Я слишком был углублен в свои мысли, чтобы заметить, как неумело она держала сигарету, но не заметить, как побледнела от первой же затяжки. Эта встреча перевернула всю мою жизнь. Я больше не бежал. Мне не от кого было бежать. Я нашел себя в ней.

Она мне дала понять одну важную вещь. Если осознаешь, что человек тебе подходит, родственная душа, не важно – день, неделю или месяц вы знаете друг друга, нужно хватать на плечо и увозить на край света. Целоваться до утра. Смотреть на закаты, встречать рассветы, ужинать при свечах, делать предложение и быть счастливыми. Да, быть может, в будущем все будет плохо, но в настоящем должно быть все прекрасно.

Семь дней и семь ночей я чувствовал ее дыхание за два города от меня. Она читала меня с огромным желанием, как любимую книгу, пересказывая дословно. За семь дней она знала обо мне больше, чем я о себе. Сказать, что я в нее влюбился, – это ничего не сказать. Совсем. Всего две встречи она подарила мне. И одну прощальную.

Я помню каждый сантиметр ее волос, каждую линию ладоней, тепло ее губ и каждое малозаметное солнечное пятнышко, что так смущало ее. Сказать, что я запомнил ее, – это ничего не сказать. Каждую минуту, каждый час, каждый день я переполнен ею. Незабываемым нежным голосом, каждой картинкой того бесценного времени, ее улыбкой и пятнышками, что так ее смущали. Да, я не вспомню даже цвета глаз своих бывших женщин без фотографии, в то время как о ней я помню все.

Она думала, что оставила мне только свое имя. Но оставила она себя. Во мне. Во сне и в реальности. Я доверился, как никому в жизни. Она ведет меня за руку, слепого, в самые глубины себя. Отпустив руку – не значит, что отпустит сердце.

На прощание она сказала, чтобы я поверил и нашел ее во что бы то ни стало – для того, чтобы она поверила в меня. Сказать, что я поверил в любовь, – ничего не сказать. Я готов всю жизнь искать то, во что я верю. Весь мир перевернуть и найти. Найти, чтобы больше никогда не отпустить. Я не потерял, она вся во мне. Я не привязан, а напротив – обрел свободу. Я не грущу по ней, а наполнен счастьем. Можно всю жизнь прожить с человеком, который не знает твоей любимой песни. А можно всего за семь дней найти свою песню в человеке…

Твой оборванный сон

В тот день, когда он умер, не наступил конец света. Даже не было грома, а дождь начался только внутри тех стен, где еще вчера слышался его голос. Это стало мировой трагедией для одного человека, последним кругом ада, когда весь мир сгорел дотла, а она босиком ходила по еще теплому пеплу. Сгорел дом, который он построил своими руками. Она входила в него, боясь прикоснуться к тем стенам, к тем обвалившимся балкам, казалось, вот-вот земля под ногами станет рыхлой и тело провалится в пропасть. Она не узнавала больше свой дом, это было чужое место, чужие окна, чужой двор. Вслед за домом сгорела мечта. Когда пламя охватило ноги и уже касалось пальцев руки, Юлия осознала, что она не может сгореть, как бы ей этого ни хотелось. Каждая клетка тела испытывала невыносимую муку, ярость, борьбу. Она боролась с собой, чтобы хоть на секунду не поверить тем лгунам, не усомниться в том, что он живой. А черные лица бывают лишь в страшных снах. Закрой глаза, вокруг тебя столько родных, что ни одна рука не позволит тебе прислониться к холодному полу. Когда умирает самый родной человек – ты остаешься, чтобы смотреть на его смерть. Как его неживого моют, одевают в самый лучший костюм, кладут в гроб, читают молитвы и предают земле. Если такое испытание выносит человеческая душа, то что это за слово такое – «невыносимо»?

Я не видел твоей смерти и не прощался с тобой, возможно, поэтому в моей памяти ты остался живым.

В тот же день я написал Юлии письмо.

«Я знаю, ты сильная», – говорил я самой слабой женщине. Знала бы она, что однажды судьба или бог оторвет ее прилипшую, мокрую душу от тела того, чьи шаги она бы узнала за миллион километров. Захотела бы она сбежать при первой же встрече, закрыться на сотни замков и дать клятву забыть навсегда ее будущего? Я думаю, нет. Ведь даже если бы он вернулся к ней безногим, она бы целовала колеса кресла-коляски. Губами горячими холодный металл. Она бы приняла его на пороге и отнесла на руках к детям…