Три холма, охраняющие край света

Все тамошние мужики, ушедшие на Великую Отечественную, вернулись невредимыми за исключением пастуха Тихона, который проиграл ногу блатным штрафникам в «чику» на разбомблённом лейпцигском вокзале.

Шалаболиха всегда торговала - вне зависимости от того, рыночная была экономика или наоборот. И откупалась практически от всего и всегда.

Даже кукуруза, навязанная-таки колхозу, давала там урожаи чисто молдавские или, забирай выше, арканзасские. Именно из-за кукурузы всё остальное малютинское крестьянство искренне ненавидело шалаболихинских председателей.

Главной ненавистницей Шалаболихи была Проспиха. В драках как по престольным, так и по советским праздникам проспихинские бывали неизменно битыми. Проспиха заливала горе плохим самогоном, а потом совсем обленилась и перешла на синюю жидкость для чистки стекла: гепатит не гепатит, а орёликом летит! Художественная самодеятельность в Шалаболихе дошла до того, что своими силами поставила мини-балет «Тщетная предосторожность».

Шалаболиху никто не покидал навсегда - за её пределами люди чувствовали себя неуютно, тосковали и плакали.

Ни один призывник из Шалаболихи не погиб в армии и не повесился.

После несчастья, приключившегося с Советской властью, никому из расплодившихся бандитов не удалось подмять деревню под себя. Даже чеченцы, легко покорившие Проспиху и нацелившиеся на её богатых соседей, в Шалаболихе с пугающей быстротой обрусели, свирепо гоняли посторонних, особенно журналистов, и научились на все вопросы пришельцев отвечать фирменным: «Чаво-о?»

По субботам в Шалаболиху стремилась малютинская молодёжь - там был знаменитый ночной сельский клуб «Конопляный Джо», в котором дважды выступал самый настоящий Стинг. Зал не мог вместить всех желающих, и неудачники возвращались в город, в надоевшие клубы «Страстная Заба», «Дедушка Пихто» и «Полковник Редль» - альтернативное заведение для геев.

В Шалаболихе не то что геев - мирных буколических скотоложцев не водилось, хотя молочные стада колхоза были неисчислимы и неучтённы.

Правда, тамошнего молока никто на рынке не видел.

Нельзя сказать, что власти не имели совсем уж никакого контроля над этим населённым пунктом - ездили комиссии, работали участковые. Но комиссии уезжали в блаженном состоянии, участковые же сперва слали совершенно бредовые рапорты, а потом и вовсе замолкали, боясь потревожить своё нечаянное счастье.

Ну как можно было всерьёз принять донесение о том, что водитель японского молоковоза-холодильника никогда не покидает родимых окрестностей, а, налившись молочком по самые люки, заезжает в одну и ту же берёзовую рощицу, где сливает ценный продукт прямо в траву? Тем более что эксперты не нашли в помянутой рощице никаких следов молока.

- А ещё там никогда не было церкви! - подытожил разрозненные воспоминания заговорщиков владыка Плазмодий. - Потому она всегда считалась деревней, а не селом. В том и корень.

- Не только церкви - там и медпункта сроду не было. А деньги там на дереве растут, оттого и обращаются в листья, - сказал Валетик.

- Это точно, - поддержал губернатор Солдатиков. - Ещё когда я простым инструктором сельхозотдела работал, то замечал: когда из Шалаболихи с актива возвращаешься, схватишься по привычке за карманы - а они битком набиты. Не валютой, конечно, тогда мы даже живого - доллара не видели… Но никаких штучек с листьями не позволяли.

- Проверяли купюры - чисто, - кивнул генерал.

- Насчёт листьев, - сказал референт Ценципер. - Их в сельхозакадемии профессор Пуляев атрибутировал. Обыкновенный канадский клён, можно сказать, брендовый. Только крупный очень. Этот клён у нас не растёт даже в дендрарии - холодно ему.

- А там - растёт, растёт! Там всё растёт! - горячо зачастил Валетик. - Там на Ивана Купалу балерины в воздухе пляшут с чертями! Зелёная Бабушка младенцев своих загорать под луной выносит! Сяка, сяка, чичибу! Едет милая в гробу! Едет, едет милая - морда крокодилая…

- Ну, недолго ремиссия играла! - огорчился епископ. - Я-то надеялся… Ты лучше помолчи, чадо неразумное…

Но Валетик ради прощания с разумом ещё немного попророчествовал - заявил, что к Концу Времён на всей Земле останется только два народа: русские и нерусские, после чего понёс привычную безлепицу.

- Один среди нас человек, и тот дурак, - грустно сказал иерей. - Ладно. Не втуне провели мы брэйнсторминг сей. Кое-что мне в голову пришло. Только один человек может нам помочь, но…

- Да какое «но»! - закричал Лошкомоев. - Мы его золотом осыплем!

- В деньгах он не нуждается, - вздохнул владыка. - Это Серёжа Турков. Только вы ведь, аспиды, брата его Антона по-настоящему сдали Никону со всеми потрохами. А я смолчал…

Из-за жалкой плошки мёда…
И лепёшки зачерствевшей,
Племена, что населяли
Дорогую Индарейю,
Благодатнейший Край Света,
Этой ночью роковою
Разошлись и разделились

На ульванов и людей!!

ГЛАВА 31

Путешествие было мучительным.