Откупорив третью по счету бутылку красного вина в одном из кенсингтонских баров, он только приложился к ней и уже понял, что достиг той стадии опьянения, которая предшествует полному бесчувствию. Не без труда подав руку бармену, он, шатаясь, выбрел на улицу.
Лишь начало смеркаться, но Перки Наварро был пьян так, что не заметил ехавшую на полной скорости машину. Он ничего не почувствовал, пока не перелетел через капот врезавшегося в него автомобиля, и ничего не понял, пока не пришел в себя в больнице всего лишь на несколько минут.
Несмотря на туманное сознание и шум в голове, Перки разглядел незнакомые и разнообразные лица медицинских работников, окруживших его койку. Одного из них он встречал раньше – известная похотливая улыбочка попала в фокус его затуманенного взгляда, резким гротеском выделяясь на фоне безличного профессионализма, излучаемого докторами.
Реальность постепенно уплывала от Перки, он отчетливо видел перед собой это лицо – все ближе и ближе. Последнее, что слышал в своей жизни Перки Наварро, был голос Фредди:
– Ты в ха-ароших руках, Перки, старина. Мы а тебе тут ха-арошо позаботимся…
К несчастью, Перки Наварро умер. Этим вечером во время перерыва Ивонн Крофт спустилась в патологоанатомию повидаться с Гленом. Она услышала шум, доносящийся из-за закрытой двери в лабораторию.
– Кто это там? – спросила она Глена.
– Да это просто Фредди, – улыбнулся Глен, – старый приятель покойника. Он слегка экзальтирован, прощается по-своему.
– Вот как, – сказала Ивонн. – Неплохо.
– Да-да, – ответил Глен. – Хочешь кофе?
Она улыбнулась в знак согласия, и Глен повел ее в буфет.
Два человека играли крайне важную роль в правлении больницы Святого Губбина. И у каждого из них была в этом своя, особая выгода. И оба они твердо знали, что не собираются расставаться с тем, что имеют, с тем, что было для них особенно ценно.
Алан Свит был одним из них. Он пригласил к себе становившегося все более назойливым Джеффри Клементса, молодого патологоанатома, на откровенную беседу по поводу продолжавшихся обвинений с его стороны в нарушении врачебной этики на отделении.
Только Джеффри открыл рот, как почувствовал на своем лице хлороформную маску. Он попытался оказать сопротивление, но Фредди Ройл, второй из не желавших лишней огласки, был родом из деревни и обладал мертвой хваткой.
Алан Свит подбежал к нему, чтобы помочь удержать их жертву, но Джеффри уже терял сознание.
Постепенно приходя в себя, Джеффри Клементс понял, что связан по рукам и ногам и не может пошевелиться. И, хотя крашеная блондинка по имени Кэнди сидела на нем верхом и трахала анус доктора пристегнутым к животу искусственным членом, а девица по имени Джейд терлась промежностью о его бородатое лицо, Клементс чувствовал себя счастливым и расслабленным.
– У-ух, а-атлично смотритесь! – прокричал Фредди Ройл, снимая всю сцену на видеокамеру в старой квартире Перки. – Да-а, мышечные релаксанты и в самом деле творят чудеса, а, Джеффри, дружище?
В своем полуидиотском счастливом состоянии Клементс смог лишь неслышно простонать в кустистый пах девицы по имени Джейд.
– Многие могут увидеть эту пленку, Джеффри. Конечно же, мы оба знаем, что этого не случится, правда? – с улыбкой обратился к нему Свит.
– Дела как дела, я думаю, – рассмеялся Фредди. – У-yx, смотрится а-атлично!
Ребекка отлично чувствовала себя в «Форуме». Наркотик открывал ей новые стороны в музыке. Все ее волнения прошли – она сидела в чилауте и наслаждалась накатывающимися внутри ее волнами МДМА и музыки. Она посмотрела на Лоррейн, танцующую под апокалиптически безумные звуки гудков и сирен – сумасшедший кошмар мегаполиса, спецэффекты поверх соблазнительно неугомонного брейк-бита. Ребекка поехала в Ливингстон вместе с Лоррейн – развеяться и забыть. Лоррейн танцевала в группе знакомых ей ребят. Джангл впервые звучал в «Форуме» – играли двое лучших лондонских диджеев. Лоррейн выглядела совершенно счастливой. Ребекка подумала о названии своего нового романа: «Лоррейн едет в Ливингстон». Скорей всего, он никогда не будет напечатан. Но это было уже не важно.
И тут, в самом разгаре ливингстонского джангла, с Лоррейн что-то случилось. Она обнималась с кем-то, прижимаясь губами к лицу, которое было рядом с ней весь вечер. И это было приятно. Лоррейн было хорошо. Она была рада, что вернулась в Ливингстон. Вернулась домой.
И вечно прячется судьба
Кенни Макмиллану посвящается