Три ялтинских зимы(Повесть)

— Текущая информация, а это и есть листовки, тоже нужна. Давать в них надо только сводки Информбюро. Народ больше всего ждет вестей с фронта, а там каждый день перемены… У Чистова была переписанная детским почерком (догадывался, что работа Оли Поляковой, падчерицы Александра Лукича) вчерашняя вечерняя сводка, которую принес Гузенко вместе с командой пустить в ход оставленные «до особого распоряжения» экземпляры газеты. Теперь он достал эту сводку, разгладил листок на столе перед Трофимовым.

— Как же будем печатать? Сказал не то чтобы с вызовом или насмешкой, но с сомнением. Однако Михаил Васильевич ответил не сразу. Он был, как изголодавшийся, с которым за обеденным столом завязывают вдруг беседу. Какой может быть разговор, когда нельзя оторваться от еды! Трофимов сперва взял этот листок, еще раз разгладил — к бумаге, как заметил Чистов, у него было отношение особое — бережное и в то же время ловкое, как бы профессиональное. Вот и теперь взял вслед за этим с полки книгу — выбрал нужную одним движением, почти не глядя — так мать берет младенца из кроватки, а кузнец — поковку из горна; он держал ее, как голубятник держит птицу в руке, — крепко, уверенно и ласково. Тяжелая темно-синяя книга была атласом мира. Таким же уверенным, легким движением Трофимов развернул ее, и в развороте на двух страницах открылась карта европейской части страны.

— Давайте глянем, что там переменилось. Тем более, что можно сравнить — две сводки.

Искушение было слишком велико, и Андриан Иванович подался вперед. Склонившись над книгой, они отыскивали перечисленные в московских сводках города, населенные пункты, часто не находили их — карта была слишком мелка, а в сводках назывались и районные центры, и села, и поселки: сводки сообщали об успешном нашем наступлении и потому были щедры на названия.

— Постойте-ка, — говорил Трофимов, — тут есть карта Украины… — Он листал книгу бережно и быстро, отыскивал в ней нужное мгновенно. А вслед за этим досадливо вздыхал: — О, дьявол! Я думал, карта захватывает и Ростов… Знаете что, — сказал вдруг Михаил Васильевич, отрываясь от бумаг, — так не годится. К следующему разу я приготовлю нужные карты, и мы разберемся во всем по-настоящему. Если хотите, подготовлю доклад. Картина ведь удивительная. Немцы оказываются, по существу, отрезанными на Северном Кавказе… Видно было, что старик воодушевился. «Черт знает что, — опомнился Чистов. — Сколько же это я у него сижу? Конспиратор! Зашел на минуту и расселся…»

— Не должен я у вас бывать, Михаил Васильевич. Это первый и последний раз. Рад был ближе познакомиться, а ходить мне к вам все-таки не надо. Пусть будет, как было… Трофимов посмотрел испытующе, внимательно. Чистову показалось, что в его взгляде возникла даже какая-то отчужденность, и захотелось преодолеть ее.

— Спасибо вам за дочку и что мне помогли, когда был болен. А теперь скажите, как эти сводки хотели печатать.

— Вы о стеклографе слышали? — спросил Трофимов.

— Слышал, но толком ничего не знаю.

— Устройство очень простое, даже примитивное. Печать бледная, тираж маленький, но лучше это, чем ничего. Да вот есть образец. На этот раз пришлось порыться в книгах, снять с полки несколько томов. Извлек откуда-то листок. Чистов ожидал увидеть печатный текст, а это был бледный оттиск с написанного от руки. Похоже, будто писали под копирку, и теперь на столе лежит четвертый или пятый экземпляр.

— Проба пера, так сказать. Текст разбираете?

— Стихи какие-то…

— Да я не об этом, — несколько раздраженно сказал Трофимов. — Читать можно? Вполголоса Андриан Иванович прочитал:

«Товарищи! Враг терпит поражение на всех фронтах. Под Сталинградом уничтожена целая немецкая армия. В Африке союзники бьют немцев и итальянцев. Не верьте фашистам! Не выполняйте их приказов! Да здравствует наша победа!»

«Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!»

И тут Чистов вспомнил, что слышал об этих листовках. Был разговор. Сам их не видел, но слышал от кого-то. Потом, после знакомства с Гузенко, когда стал получать от него записанные от руки сводки Совинформбюро, решил было, что речь шла о них. Однако листочки, которые приносил Гузенко, были совсем другими.

— Под копирку писали?

— Стеклограф. Пятьдесят третий оттиск. Дальше пошли совсем бледные.

— А предыдущие были лучше?

— Не намного, но лучше. А что, собственно, он теряет, приняв предложение? — думал между тем Чистов. Ровным счетом ничего. Приобретение же очевидное. Дав один экземпляр сводки, можно получить полсотни.

— Что для этого нужно?

— Да ничего, пожалуй. Немного спирта у меня есть, валик — от фотопринадлежностей, бумаги у вас самих не хватает… Нужен исходный материал — тексты, сводки с фронтов. Ну и при случае спирт. Я пробовал, смачивать бумагу крепким самогоном, но он как растворитель действует хуже.